Рук Твоих жар (1941–1956): Воспоминания

Далее. Типографский рабочий оклеивал свою комнату обоями; по согласованию с начальником взял несколько листов чистой бумаги; в проходной задержали; он сослался на начальника; позвонили начальнику, тот отрекся: «Знать ничего не знаю». Согласно акту, бумага стоила 60 копеек. 20 лет лагерей.

Сам видел всех этих людей. И все-таки факты настолько чудовищные, что и сейчас рука не поворачивается писать эти цифры. Но у советских судей все было легко и просто — приговаривали, формулировали, подписывали, отправляли людей в лагеря.

Далее, хулиганы. Молодые парни.

Подрался из-за девчонки — 5 лет. Выругался матом в публичном месте — 5 лет. И он попадает в лагерь, где ни один начальник без матерщины не говорит ни одной фразы.

И наряду с этим я видел человека, который убил жену, — тоже 5 лет (ревность, смягчающие вину обстоятельства!).

Порой казалось, что это сумасшедший дом, что правители, судьи, заключенные — все сумасшедшие. Ничего! Терпели!

Итак, основная масса — безобидные мужички и парнишки, работяги, как они сами себя называли, или «штымпы» — как их называли блатные. Честные, работящие, простые люди, какими они на самом деле были.

Далее, настоящие расхитители, растратчики казенного добра. Хозяйственники. Почти все бывшие коммунисты. Директора, бухгалтеры. Сидели по той же статье, что и безобидные мужички, — Указ от 6.7.1947 г. Курьезно, что сроки в них, однако, были почти всегда меньше: 7, 8, а то и 5 лет. Видимо, «социалистическая бдительность» следователей и судей усыплялась при помощи не совсем социалистических средств. Это было, впрочем, нетрудно. Взяточничество было обычным явлением в судах. Только очень уж крупные дельцы получали «на полную катушку» по 25 лет.

Эти обычно пристраивались на «придурочьи» должности. Почти все были стукачами. Макарыч мне говорил: «Главным образом избегайте бывших коммунистов. Паршивый народ. Они все еще мнят себя привилегированными, лезут во все дыры, стукачи». Он был прав.

И наконец, настоящие уголовники, профессиональные преступники.

Здесь в это время была интереснейшая ситуация. Преступный мир был расколот. Он делился на блатных и ссученных. Причем их взаимная борьба порождала очень острые коллизии и почти всегда оканчивалась кровью.

Но прежде всего несколько слов о типе профессионального преступника. Как правило, это узкие специалисты. Они очень изобретательны в плане своей профессии: знают воровское дело, умеют грабить, знают, как можно убивать. Но во всем остальном они поразительно примитивны и глуповаты.

Глядя на них, я часто вспоминал Ламброзо с его теорией о том, что преступность есть один из видов вырождения. Почти все профессиональные преступники, которых я знал — а я знал их сотни, — имели ярко выраженные признаки дегенератизма.

Им была свойственна какая-то странно детская психология. Бацать — плясать неизвестно зачем и почему. Достать чифирь — крепкий чай, заменяющий водку, напиться. Таков примерно круг интересов блатного.

Любят слушать «романы». Песни блатных — лирические. Основная тема: несчастная любовь и жалобы на судьбу. Помню, например, пожилого блатного, который пел такую песню. Начало:

«Скоро, позднею весною,
Сиреневые ветки зацветут,
А меня так мерзлой Воркутою
По этапу скоро поведут…»

Следует длинная повесть о лагерной жизни. И патетический конец: через много лет возвращение в родной дом, где узника встречает мать.

«Брошены поднесенные розы.
Матушка качает головой.
На глазах непрошеные слезы
Оттого, что сын совсем седой».

Другая романтическая повесть — о том, как коммунист влюбился в дочь священника. Самый драматический момент — влюбленный требует решительного ответа и получает его:

«Отец мой священник,
А ты — коммунист.
Твоей никогда я не буду, —
Даю я конкретный ответ».

Это любимейший куплет блатных. Они его напевали без конца. Всюду и везде. И финал, патетическая развязка: он ее убивает. Его арестовывают. Неизвестно почему, достается и отце, об этом песня лаконично заявляет:

«Ему, как священнику,
Руки скрутили…»

Неплохой комментарий к статьям конституции, трактующим о свободе религии. Блатные — большие реалисты, и красивыми словами их не проведешь.

Что меня поражало — это полное отсутствие в разговорах эротической темы. Матерщина после каждого слова. Любовь к приключениям в стиле авантюрных романов. И ни малейшего эротического смакования. Если говорят о своих любовных приключениях, то легко и просто, как о любых других физиологических отправлениях.

Сильно развита педерастия. Но к мальчишкам, которые служат некоторым из них, относятся с нескрываемым презрением и отвращением: те не имеют права даже садиться за общий стол.