Рука и сердце [сборник litres]

Однажды в комнате стряпчих в нашей непрезентабельной конторе на Грейс-Инн-лейн дважды прозвенел звонок. Это означало, что я должен явиться пред дядюшкины очи. В дверях его кабинета я столкнулся с джентльменом, которого уже несколько раз видел у нас и о котором мне было известно, что он ирландский адвокат, пользующийся хорошей – незаслуженно хорошей! – репутацией.

Дядюшка задумчиво потирал руки. Две или три минуты я терпеливо ждал, когда он заговорит. Наконец он решительно объявил, что я должен нынче же уложить свой дорожный саквояж и вечером на почтовых отправиться в Западный Честер, куда я прибуду, если все пойдет как надо, к концу пятого дня пути. Там мне следует дождаться пакетбота, который по морю перевезет меня в Дублин. Оттуда я должен проследовать в городок с названием Килдун и разузнать, нет ли в тамошних краях живых потомков младшей ветви некоего рода, поскольку им по женской линии причитается крупное наследство. Встретившийся мне ирландский адвокат, успев наскучить этим делом, хотел было без лишних проволочек признать законным наследником единственного претендента, заявившего свои права на имущество. Но когда он разложил генеалогические таблицы и древа перед моим дядей, тот указал ему на такое множество других обладающих преимущественными правами претендентов, что ирландец схватился за голову и стал умолять избавить его от этой мороки, – и дело о наследстве перешло к нам. В молодые годы дядюшка сам помчался бы в Ирландию и по крупицам собрал бы все, что могло прояснить запутанные обстоятельства, – до последнего клочка бумаги или пергамента, до обрывков изустных семейных преданий. Однако теперь ему приходилось считаться с возрастом и подагрой, и потому он послал меня.

Так я оказался в Килдуне. Вероятно, мне передался дядюшкин охотничий азарт, и, взяв генеалогический след, я не могу остановиться на полпути. Очень скоро я обнаружил, что мистер Руни, ирландский адвокат, натворил бы бед, ежели объявил бы наследником первого подвернувшегося претендента: в Ирландии проживало целых три более близких родственника последнего владельца родового имения. Мало того, в предыдущем поколении имелся еще более близкий родственник, которого раньше никто в расчет не принимал и о самом существовании которого семейные адвокаты, как видно, не подозревали, покуда я не выудил его на свет из памяти какой-то старухи, доживавшей свой век приживалкой у богатой родни. Что же сталось с моим наследником? Я как заведенный метался в поисках новых сведений, раз даже переплыл Ла-Манш и вернулся из Франции с неким туманным предположением, которое, однако, привело меня к поразительному открытию: оказалось, что обнаруженный мной прямой потомок, человек буйного нрава и беспорядочного поведения, оставил после себя сына – тот по своим моральным качествам был еще хуже отца; что упомянутый сын, Хью Фицджеральд, женился на красавице-горничной, прислуге в доме Бирнов, стоявшей много ниже его по статусу, но неизмеримо выше по достоинству; что вскоре после женитьбы он умер, а его жена с ребенком (мальчиком или девочкой, мне установить не удалось) вернулась под крыло прежних хозяев. Во время моего расследования тогдашний глава семейства Бирн служил в полку герцога Бервика, и мне пришлось больше года дожидаться ответа на свой запрос. Наконец я получил короткое, заносчивое по тону письмо. Я полагаю, что Бирн, как солдат, испытывал презрение к штатскому; как ирландец – ненависть к англичанину; как якобит – ревность ко всякому, кто благоденствовал под властью «узурпатора». Бриджет Фицджеральд, сообщил он, была всецело предана его сестре и разделила ее судьбу, последовав за миссис Старки на континент, а после в Англию. Его сестра и муж сестры умерли; о Бриджет Фицджеральд ему ничего не известно – о ней мне лучше справиться у сэра Филипа Темпеста, опекуна его племянника. Я опускаю здесь язвительные полунамеки, посредством которых честный служака желал донести до меня больше, чем содержалось в словах, поскольку все это не имеет значения для моего рассказа. Сэр Филип сообщил, что регулярно выплачивает содержание одной пожилой женщине по фамилии Фицджеральд, проживающей в деревне Колдхолм близ усадьбы Старки, но есть ли у нее потомство, сэр Филип сказать не мог.

И вот серым мартовским утром я увидел перед собой места, описанные в начале этой истории. Я спросил дорогу к коттеджу Бриджет, но далеко не сразу понял ответ, прозвучавший на непривычном мне грубом диалекте.