Рука мертвеца

– Она была одна в офисе, раскладывала пасьянс. Поверьте, у меня и в мыслях не было вредить ей. Я ей рассказал то, что слышал, и потребовал сказать, так ли это. Она не стала отрицать. Ничего не сказала. Взглянула на меня с подозрением и продолжила раскладывать пасьянс. Когда я надавил, получил уклончивые, бессмысленные ответы с этим своим приводящим в ярость акцентом. Если бы только она со мной…

– Она тебе не верит, Хирам, – с грустной уверенностью сказал Джэй. – Она такова. Не верила никому.

– Я постарался, чтоб она увидела… как это важно. Какой Грег хороший человек. – Хирам горько усмехнулся. – Я говорил о его принципах, обязательствах перед всеми нами, джокерами или тузами, что он наша последняя надежда. Боже мой, каким же дураком она меня, наверное, считала. Я умолял ее. – По лицу Хирама бежали слезы. – Если правда то, что Саша сказал, я… я умолял ее сдать обратно. А она все это время раскладывала карты, переворачивая их одну за другой, перекладывая. Слышалось легкое пощелкивание, когда она снимала их из колоды. Черное на красное, красное на черное. Ее лицо… как череп. Не могу сказать, о чем она думала. Она напомнила мне смерть, сидящую здесь и перекладывающую карты, в то время как нанятый ею убийца вышел, чтобы убить за нее. По какому праву? Я спросил ее, и она не ответила. Тогда я рассвирепел. Я обвинял, грозил, говорил, что пойду в полицию. Она подняла взгляд и сказала, что я ничего такого не сделаю, что она обо мне тоже кое-что знает, и я понял, что она говорит о Ти Малис. Она велела мне уходить, я отказался. Я умолял поговорить со мной, выслушать меня. Она только рассмеялась и начала подниматься в кресле. И тогда… тогда…

Его голос оборвался. Хирам Уорчестер тускло посмотрел на свои лежащие на коленях руки. Пальцы правой руки медленно сжались в кулак, затем так же медленно разжались.

– Я попытался заставить ее сесть обратно, – сказал он, голос перешел в хриплый шепот. – Я всего лишь хотел с нею поговорить, и все, клянусь. Она собиралась выйти от меня, и я не смог этого перенести. Итак, я сложил руку в кулак и попытался отбросить ее назад в кресло. Я это проделывал много раз, сотни… просто удержать ее своей мощью, это все, что я хотел сделать, заставить ее со мной поговорить, заставить сказать правду… сказать, кто убийца, чтоб мы могли его остановить. Я хотел только, чтобы она села и выслушала… но…

Хирам просто распадался, захлебнувшись собственными словами, огромное тело сотрясалось рыданиями. Но Джэю не было нужды слушать далее. Он помнил, какой была Хризалис, когда он ее нашел. Кресло под ней в щепки, кости раздроблены. Остальное он мог представить. Сложенный в ярости кулак, ослепленный гневом разум… Сколько же она весила в тот момент? Тысячу фунтов? Две тысячи?

– Ты упустил последнюю часть, – сказал Бреннан. – Когда она умерла, это еще не все. Во-первых, ты собрал карты, все, за исключением туза пик, которого ты положил на труп, чтобы заставить думать, что это я. Но этого недостаточно, так? Вскрытие покажет, как она умерла, и это укажет прямо на тебя. Но переломанные кости, разбитая мебель – это предполагает борьбу, так что ты немного порушил в офисе. А потом, для уверенности, ты встал рядом на колени, утяжелил кулак для того, чтобы последствия твоих ударов выглядели так, будто ее голова разбита кем-то со сверхчеловеческой силой.

Хирам обвис.

– Я… я не мог позволить себя схватить. Без поцелуя… я не мог бы противостоять этому. И это кампания… я был тузом, делегатом Хартмана, если это выйдет наружу, то все разрушится. Даже, может быть, Барнет выиграет номинацию. Так высока ставка, я просто… запаниковал. – Толстые его пальцы нервно теребили бороду. – Это было не так, как ты говоришь… холодно… расчетливо.

– Так ли? – сказал Бреннан. – Ты совершил убийство, постарался свалить преступление на другого, а теперь говоришь, что все было ошибкой. Я что-то не заметил твоего признания, пока ты думал, что вышел чистым. – Пистолет его был направлен в центр груди Хирама. – Ты хотел, чтобы я заплатил за ее преступления, а когда вместо меня копы взяли Элмо, не сказал ни слова. – Голос Бреннана был ровным и спокойным, но Джэй слышал за этим неумолимую и смертельную ярость.

Хирам снова опустил голову.

– Нет, пробормотал он, прервав дыхание. – Нет, не хотел. – Стыд был написан на его лице. – Собираешься меня убить – давай.

И тут Джэй Экройд собрался с мыслями и встал между Хирамом Уорчестером и Даниэлем Бреннаном.

– Уйди с дороги, Экройд, – сказал Йомен.

– Даниэль, Джэй, пожалуйста, – слабо сказал Тахион со своего кресла, где он сидел, скорчившись от боли и страдания. Оба его проигнорировали.

– Ты претендуешь на то, что Хризалис была твоим другом, – сказал Йомен. – Так зачем пытаешься защищать ее убийцу?

– Это была случайность, – сказал Джэй. – Ты его слышал. Слышал, как это случилось. Подари, к чертям, прощение.

– Прощение – дело божье, – сказал Бреннан. – Мое – справедливость.