Не то чтобы я была бессердечной, однако после аврала, длящегося четырнадцать-пятнадцать часов без перерыва, силы остаются лишь на самые неотложные проблемы. Когда один-единственный врач всю ночь дежурит в больнице, отвечая за жизнь и здоровье нескольких сотен разбросанных по всем этажам пациентов и бегая от одного к другому, чтобы не позволить инсульту, сердечному приступу или сепсису причинить дальнейший вред, только и остается, что отключить любые намеки на эмоции и подобно роботу максимально эффективно выполнять свои основные обязанности. Дефицит персонала лишил нас возможности демонстрировать заботу по ночам. И вот теперь – посреди привычной суматохи – в больницу поступила неизлечимо больная пациентка, находящаяся при смерти. Такие пациенты нуждаются в уходе, который обычно обеспечивает хоспис: им нужны безграничное сострадание, внимание и терпение медперсонала. Я была не в состоянии предоставить все это, поскольку несмолкающий пейджер всецело поработил меня.
Прежде чем войти в палату, я попросила медсестер взять на время мой пейджер.
– Пожалуйста, не отвлекайте меня, разве что случится остановка сердца или другая неотложная ситуация, – попросила я, ожидая увидеть человека, которого терзает нестерпимая боль и который доживает свои последние дни без какой-либо надежды на утешение.
На деле же в палате царила гробовая тишина. Пациентку от меня скрывали многочисленные родственники, обступившие кровать со всех сторон. Я увидела мать, отца, сестру, брата, а потом, когда они расступились, пропуская меня вперед, разглядела и саму пациентку – девушку двадцати с небольшим лет. Соприкоснувшись с густым, словно кровь, общим горем, я почувствовала себя скорее незваным гостем, нежели врачом, призванным нести исцеление. Родственники, все как один, перевели на меня взгляд: их глаза блестели от слез и от надежды на то, что я смогу предложить хоть какое-то решение. Мне достаточно было бросить беглый взгляд на девушку, чтобы понять, что сделать я ничего не в силах. У пациентки была терминальная стадия рака шейки матки. Оказавшись на смертном одре в столь юном возрасте, она выглядела истощенной и измученной всеми теми усилиями, которые прилагала, чтобы оставаться в живых. Наши глаза встретились. Никогда прежде мне не доводилось видеть столь утомленного, столь близкого к смерти человека. Девушка казалась бесплотной, словно воздух. Было очевидно: она не хуже меня знает, что умирает. В словах не было необходимости – ее взгляд говорил сам за себя.
Когда один-единственный врач всю ночь дежурит в больнице, отвечая за несколько сотен разбросанных по всем этажам пациентов, остается только отключить любые намеки на эмоции и, подобно роботу, выполнять основные обязанности.
Прекрасно понимая, насколько тяжело ей говорить, я склонилась над кроватью и осторожно взяла девушку за руку.
– Меня зовут Рейчел. Я ваш врач, и я здесь, чтобы вам помочь. Сара, правильно? Пожалуйста, скажите, если можете, как вы себя чувствуете. И могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Медленно, словно для этого ей понадобилось собрать все оставшиеся силы, она едва заметно покачала головой, а затем еле слышно прошептала:
– Не можете.
Я тут же ощутила всю глубину своей бесполезности: я не могла облегчить ее страдания.
– Вам больно? – тихо спросила я.
Она еще раз слабо покачала головой.
– Вам что-то доставляет дискомфорт?
Нет.
– Вам нужно что-нибудь от меня?
Нет.
Она позволила мне провести самый быстрый, самый беглый осмотр, который я только могла вообразить. Из-за рака от нее буквально остались кожа да кости, и я прекрасно понимала, что без защитной жировой ткани она испытывала боль при любом движении. Ее дыхание было поверхностным и хриплым. В сердце между ударами прослушивались шумы: чтобы кровь не стояла на месте, ему приходилось трудиться изо всех сил. Кожа на животе, хотя он и раздулся от скопившейся в брюшной полости жидкости, не была до предела натянута, никаких видимых повреждений не наблюдалось. Тело было теплым. В состоянии пациентки не было ничего, что требовало бы немедленного врачебного вмешательства.
Когда люди приближаются к смерти, их мучают, как правило, одни и те же симптомы. Главный, разумеется, – боль, но в подавляющем большинстве случаев достижений современной медицины оказывается достаточно, чтобы справиться даже с самой сильной болью. Затрудненное дыхание также довольно обычное дело – легкие заполняет жидкость, опухоль или инфекционное воспаление. Помочь умирающему преодолеть беспокойство, волнение и страх – третья из главных задач паллиативного ухода, причем весьма непростая, потому что так называемые анксилиотики – препараты, снимающие тревогу, – в больших дозировках могут вызвать сонливость, мешающую пациенту адекватно воспринимать происходящее.