Меня возмутили не только грязные инсинуации, направленные против старших коллег. Куда сильнее меня разозлила бессовестная, циничная подтасовка фактов, призванная настроить общественное мнение против врачей и их профсоюза. Разве существует более эффективный способ одержать победу в трудовом конфликте, чем обвинить противника в массовом кровопролитии, которое можно было предотвратить? По словам Ханта, отказ БМА принять предлагаемые им условия обойдется населению Великобритании по меньшей мере в шесть тысяч смертей ежегодно. Да как врачи-консультанты могут жить с таким количеством крови на руках?! И почему общественность терпит такое?! Хитрый, подлый и в то же время гениальный ход – блестящая работа талантливого пиарщика.
Я дежурила в ординаторских, где под половицами жили тараканы, которые по ночам вылезали из своих убежищ. Иногда в предрассветные часы я ловила на себе взгляд крысы из-за вентиляционной решетки под потолком.
Утром того дня, когда речь Ханта была предана общественной огласке, я, шатаясь от недосыпа, зашла в ординаторскую. Даже в лучшие времена в ординаторских царит ужасный бардак. Замызганные диваны завалены остатками заказанной еды, забытыми халатами, грязными больничными одеялами, давно потерянными стетоскопами… Я дежурила в ординаторских, где под половицами жили тараканы, которые по ночам вылезали из своих убежищ, чтобы составить мне компанию. Иногда в предрассветные часы я ловила на себе взгляд крысы из-за вентиляционной решетки под потолком. В общем, привлекательного мало. Вместе с тем утром 16 июля больше всего «грязи» было на языках. Пять или шесть врачебных бригад склонились над списками стационарных больных. Казалось, они, как обычно, обсуждают главные задачи на день и потенциальные проблемы, прежде чем начать утренний обход. Только вот на этот раз говорили они исключительно про Джереми Ханта. И под словом «говорили» я подразумеваю площадную ругань и трехэтажный мат. Младшие врачи и консультанты, все как один, источали неудержимую злобу, праведный ветхозаветный гнев.
Больше всего меня поразило непривычное чувство единения между старшими и младшими врачами: мы все сплотились, попав под огонь несправедливых обвинений. Хант, может, и ожидал – вероятно, даже с предвкушением, – что его речь породит ответную злобу, но, как показало время, наша сплоченность застала его врасплох. Обычно медикам свойственен ярко выраженный трайбализм: различные врачебные сообщества довольно агрессивно настроены по отношению друг к другу. Терапевты критикуют хирургов, старшие врачи набрасываются на младших, и представители каждой медицинской специальности втайне полагают, что они стоят выше остальных медработников. В этот же день мы все были просто врачами. Озлобленным и оскорбленным единым целым. Что-то во мне надломилось, я осознала, что терпеть больше нельзя, и чувствовала, что в этом я не одинока.
Однажды в воскресенье, в четыре часа утра – где-то за два года до всего этого – я чувствовала себя выжатой как лимон после изнурительного ночного дежурства.
Обычно разные врачебные сообщества довольно агрессивно настроены по отношению друг к другу. Терапевты критикуют хирургов, старшие врачи набрасываются на младших, и каждые втайне полагают, что стоят выше остальных медработников.
Звонки от медсестер, вызывавших меня в палату то к одному, то к другому пациенту, шли нескончаемой чередой. Внезапно поступил вызов из отделения онкологии. Прямо посреди ночи – что весьма необычно – скорая привезла пациентку, нуждавшуюся в паллиативном уходе. Подобные госпитализации обычно планируются заранее, чтобы избавить умирающего человека от пренебрежительного отношения в ночные часы, когда медработники слишком устали для того, чтобы проявлять человечность. Никто не понимал, почему эту пациентку положили к нам в столь неудачное время.
– Разумеется, буду немедленно, – оживленно прощебетала я, про себя проклиная злой рок, по воле которого пришлось принимать тяжелобольного пациента столь ранним утром.
Госпитализации пациентов с онкологией обычно планируются заранее и происходит днем, чтобы избавить умирающего от пренебрежительного отношения, когда врачи слишком устали, чтобы проявлять человечность.