Руки Орлака

На пути почему-то – определенно не случайно – оказалась ширма. Лионель придвинул ее к стеклянной двери и поставил кузину перед створкой, через маленькое отверстие в которой можно было наблюдать, что делается в комнате.

Жильберта, словно в кошмарном сне, увидела залитый луной двор, мостовую, темную ограду.

Мадам де Праз не выпускала ледяные пальцы племянницы из своих горячих рук.

– Тетушка, скажите же: что мне сейчас предстоит увидеть? Ох! О-о-ох!.. Сжальтесь надо мной, умоляю…

– Помолчи, малышка, больше – ни слова! Потерпи, дорогая, и главное – ни малейшего шума!

– Ох! Вы моей смерти хотите! – продолжала стенать девушка. – О-о-о-х!

– Смотри! – резко бросила ей мадам де Праз.

Воцарилась звенящая тишина.

Через забор перелезала человеческая тень.

Жильберта затаила дыхание. Лионель с матерью погрузились во мрак и безмолвие.

Живая тень соскочила на землю: это был ловкий, точный в движениях, гибкий мужчина, ступавший бесшумно, как кошка, и тащивший на спине какую-то ношу. Он начал пробираться вдоль погруженной в тень стены, скользя, словно призрак.

Жильберта почувствовала, что кто-то тянет ее назад, и послушно отступила. Ширма странным и ловким маневром подвинулась вслед за ней.

С непостижимой внезапностью неизвестный очутился в передней. Открыть витражную дверь, которую он так и не затворил за собой, ему ничего не стоило. Его стройная фигура возникла в четырехугольнике света. Луна обвела профиль грабителя серебряным контуром.

Жильберта задрожала, но властная рука зажала ей рот. Она поняла, что Лионель следит за ее реакцией.

С металлическим щелчком вспыхнул глазок электрического фонаря, выхватившего из тьмы мебель, стены, портьеры, ширму.

Сноп света упал на дверь кабинета и моментально погас: человек прокрался внутрь. Жильберта, уступая давлению сильной руки, двинулась вслед за ним.

Ее поддерживали, направляли справа и слева, почти волокли вперед. Все трое очутились на пороге кабинета. Ковер заглушал их шаги.

Вдруг в переднюю проникла еще одна ночная тень. Испуганная девушка узнала грузное тело и длинные обезьяньи руки бывшего дворецкого Обри, когда-то наводившего на нее ужас. Жильберта не издала ни звука, но почувствовала за спиной его зловещее присутствие.

Ее снова подтолкнули вперед, и она застыла в дверях.

Прямо у нее на глазах грабитель бесшумно вошел в кабинет, и силуэт этого типа опять, будто в китайском театре теней, обрисовался, вместе с козырьком его фуражки и расстегнутой вверху рубашкой, на фоне окна. Жильберта дернулась, но на губы ей тотчас легла рука Лионеля.

Луч карманного фонарика вырвал из темноты сейф. Вор больше не стал выключать свет и поставил на ковер у своих ног нечто вроде объемистого чемодана. Блеснуло множество инструментов: ножовки, резаки, пилки, трубки, цилиндры. Из мрака наконец-то выступило лицо грабителя. Это был Жан Марей, но не импозантный красавец с лицом мыслителя-аристократа, а апаш с противной ухмылкой, безжалостным звериным взглядом и напряженной складкой на переносице.

Злоумышленник чиркнул спичкой, и по его наклоненной вниз физиономии заплясали всполохи света. Тишину проре́зал свистящий звук, и помещение озарилось сине-зеленым огнем. Жан Марей не спеша, как добросовестный рабочий, отрегулировал пламя.

И Жильберта видела все это!..

Девушка чувствовала себя словно на эшафоте. Нет, еще хуже: смерть «лечит» от всех страданий, а бедняжка испытывала муки, от которых не предвиделось избавления. Присутствующая при крушении своего счастья, несчастная жертва не спускала воспаленных глаз с омерзительного действа; в эту минуту она готова была умереть хоть десять раз – только бы прекратилась бесконечная пытка.

Быстрая и сильная ладонь снова прикрыла ей рот, но мадемуазель Лаваль, сорвав со своих губ невыносимую печать, судорожно рванулась вперед и издала горестный, отчаянный, душераздирающий вопль, брызнувший наружу, точно фонтан крови из раны:

– Жан!

Грабитель резко обернулся, но кто-то в передней ответил на зов девушки:

– Я здесь!

Звонкий радостный голос! Голос победы! Голос чуда! Голос любимого! Голос, прогнавший все прятавшиеся по углам тени!

Мрак мгновенно рассеялся. Грабитель сам щелкнул выключателем и теперь, как и все остальные, смотрел на того, кто только что появился чудесным образом, словно по мановению волшебной палочки, – на Жана Марея… Жана Марея в черном фраке с белой гвоздикой в петлице, красивого и утонченного, с улыбкой на лице и любовью в глазах!

Случилось одно из тех каталептических мгновений тишины и неподвижности, когда все замирает, когда даже время словно бы останавливается и в воздухе проплывает галлюцинирующий ангел изумления. Кинематограф жизни вдруг оборвался на этой шокирующей сцене. Вскипевшие от напряжения мозги на несколько секунд отключились, эмоции атрофировались.

Затем Жильберта, мадам де Праз, Лионель и Обри обратили свои взгляды на грабителя.

– Дамы и господа… – промолвил тот, прикоснувшись к фуражке.

– Боже! – простонала графиня.