Руки Орлака

Она была похожа на девочку, объясняющую, что ее так сильно расстроило. Она и хотела бы не плакать, эта девчушка, но сдержать слезы было не так-то и просто. В ответ послышались лишь заикания, всхлипывания и рыдания, перемежающиеся странными мелодичными звуками, которые могли бы показаться смешными, не будь они исполнены такой печали:

– Мой муж… не… не такой… как раньше. Разумеется, он и раньше не был… сверхэнергичным. Вовсе нет!.. Ах!.. Я… я подозревала, что его… руки… причиняют ему страдания. Но право же!.. Теперь… теперь вся его жизнь сводится… к страху, что он никогда больше не сможет играть… на рояле. Вы скажете, что это… что все это… катастрофа! Несчастье, да, даже огромное несчастье, если хотите!.. Но в конце концов, в жизни ведь есть… не только рояль!.. Да, он любит меня! О да! Но не так сильно, как… свои руки!.. Даже если бы он предал свою страну… был бы приговорен к смерти за измену, вы бы не… не увидели его таким отчаявшимся… Это уже не он!.. Не он!..

Она не переставала сморкаться. Глядя на нее с состраданием, Серраль сказал:

– Со временем, милочка, все образуется. Силы вернутся, а с ними – выдержка и стойкость. Не забывайте, что мсье Стефен Орлак перенес сильнейшее кровотечение, после которого выжили бы немногие земные создания… Я даю вам честное слово, что растворы, использованные мною для замены крови, не содержали никаких элементов, способных изменить жизненный ритм пациента.

– Значит, никакой – как бы это выразиться? – никакой… животный принцип…

– В том смысле, который в это вкладываете вы, – нет, милочка. И вообще, если позволите заметить, ваши опасения вызывают у меня улыбку. Насколько я вижу, вам не дают покоя все те истории, которые в наши дни пишут, образно говоря, за бортом науки… Мы имеем дело с вполне обычным случаем ослабления организма. Когда последствия травмы совершенно исчезнут; когда мозг, должным образом орошенный, начнет работать как следует; когда руки восстановят свою функцию…

– А что вы, собственно, думаете о его руках?

– Врач никогда не знает наверняка, в какой мере природа пожелает постараться довести свое творение до совершенства. Вот и я не могу сказать, сможет ли ваш муж когда-либо продолжить свою карьеру виртуоза. Еще раз повторю: я сделал все, что было в моих силах; и как сказал бы мой предок: я его вы́ходил, Бог его излечит!

В ответ на обескураженный жест Розины он покорно, с некоторой печалью во взгляде произнес:

– Вы – точь-в-точь как ваш муж. Вы не осознаете, что в этот час он должен был бы уже лежать под шестью футами земли или, как минимум, быть одноруким, одноногим и, быть может, идиотом. Вы сердитесь на меня за незавершенность моей работы, не желая признавать, что моя великая коллега-жизнь не закончила свою… Впрочем, не важно! Вам многое простительно, потому что вы сильно любите… Не накручивайте себя, милочка; ничего не преувеличивайте; будьте справедливы и разумны. Это свойственно выздоравливающим и, в общем-то, всем обессиленным – вести себя так, как себя ведет мсье Стефен Орлак. То, что сегодня его страшит, завтра будет ему лишь досаждать. Давайте через год встретимся – и посмотрим, был ли я прав. Пока же я полагаю, что мсье Стефену Орлаку будет полезно вернуться домой. Я возлагал на его моральный дух гораздо бо́льшие надежды – чего уж скрывать. Похоже, ему нужен дополнительный курс лечения. Привычная среда, где он будет окружен любимыми вещами, должна подействовать на него благотворно. Пусть на какое-то время снова окунется, образно выражаясь, в околоплодную жидкость – вам лишь останется затем его оттуда вытащить. Я сейчас его осмотрю и выпишу exeat[26].

– Вы только представьте себе, – сказала Розина, немного успокоившись, – только представьте себе: я дошла до того, что начала расспрашивать его о нашем совместном прошлом, чтобы удостовериться, что он – это действительно он!

Она смеялась, уже готова была насмехаться над самой собой. Но Серраль взял Небо в свидетели этой несусветной глупости.

– О литература! – воскликнул он. – Чему ты учишь нашу молодежь?

* * *

– Ну что, мсье Орлак, как вы себя чувствуете?

Уклончивый жест, блуждающий взгляд, преисполненный тоски, если не злобы, – таков был прием, оказанный пациентом доктору.

Стефен покорно сделал несколько шагов без костылей и позволил профессору осмотреть свой покрытый шрамами затылок.

– А теперь взглянем на руки, – сказал Серраль.

Смущенная упорным молчанием мужа, Розина ответила за него:

– Аппетит хороший, доктор. Но ночи беспокойные. Я часто слышу, как он стонет, тяжело дышит. Подбегаю: он весь в поту.

– Стало быть, по ночам вам бывает плохо?

– Нет, – буркнул Стефен.

– Я думаю, – сказала Розина, – это кошмары. Когда я у него спрашиваю, что случилось, он отвечает, что ничего не помнит.

– Со временем это пройдет, – заявил Серраль. – Через несколько дней вы вернетесь домой, милейший, и это беспокойство вас оставит.

Дом… Гостиная… Рояль в гостиной…

Какая печаль наполнила глаза Стефена! И с каким испугом он опустил их, глядя на свои руки!

* * *

Кошмары?

Уже на следующую ночь Розине представился случай изучить проблему.