Руки Орлака

– Можно попытаться, – заявил хирург. – Можно помочь природе и даже нацелить ее на выполнение нужной задачи. Я счел необходимым указать вам на трудность лечения; теперь же, сколь бы маловероятным ни казался успех, я хотел бы предоставить вам методы лечения. Даже если эти методы не позволят достичь искомого физического результата, они уж точно произведут самый целительный моральный эффект. Главное, как вы уже поняли, мадам, – добиться того, чтобы в мозгу мсье Стефена Орлака возродилась надежда. Надежда, занятость делом, беспрестанное стремление к страстно желаемой цели – это и есть здоровье, это и есть жизнь.

– Ничего другого мне и не нужно! – воскликнула Розина, просияв.

Серраль взял чистый бланк и принялся составлять предписание:

– Так, пусть будет… Три процедуры: массаж, лечебная физкультура, электротерапия. Японская массажистка – мадемуазель Яманчи. Шведская гимнастика – учебник Фридьофа. Электротерапия… У вас же, разумеется, есть электричество? Прекрасно. Я закажу все, что вам требуется, у Бальдена.

Он писал, обдумывая каждую строчку.

Мсье де Крошан тихим голосом – из уважения к работе профессора – сказал на ухо Розине:

– Вы не говорили ему о том кошмаре, который наблюдали собственными глазами?

Розина резко повела головой из стороны в сторону, что означало «нет».

«Зря я ей об этом напомнил», – подумал шевалье.

Еще до возвращения на улицу Гинемера Розина пообещала себе во всех подробностях описать этот зримый кошмар профессору Серралю. Пока нож, помеченный знаком «X», появлялся только в кошмаре, она полагала его лишь плодом возбужденного воображения спящего человека. Но происшествие с кремового цвета филенчатой дверью в значительной степени изменило ее намерения. Этот нож, помеченный знаком «X», появлявшийся и в мире снов, и в мире фактов, похоже, был связан с какой-то известной Стефену тайной; и теперь Розина считала неблагоразумным давать посторонним людям понять, что существует некая загадка, одна мысль о которой повергает ее мужа в трепет. Быть может, Стефен, будучи человеком впечатлительным от природы и еще более – после катастрофы, слишком тревожился. Быть может, это его помешательство усиливалось из-за… чего?.. Какого-то совершенного проступка?.. Нависшей над ним угрозы?.. Возможно, для нее в сотню раз лучше было бы все рассказать, чем молчать! Она хотела этого всем сердцем! Но пока она не могла быть ни в чем уверена – молчание было единственным правилом поведения, молчание обо всем, что могло быть следствием случившегося в вагоне поезда PLM в ночь с 16 на 17 декабря. От людей порой не знаешь, чего и ждать. Возможно, ей не следовало рассказывать о кошмаре даже мсье де Крошану…

Серраль закончил перечитывать свои предписания.

– Вот, – сказал он. – И думаю, вы и без меня понимаете: главное – никаких огорчений! Покой, развлечения, милочка, упражнения, при удобном случае путешествия – словом, вся уже известная программа.

Да, Розина ее знала – программу Серраля. Знала и то, насколько эта программа разорительная: и от слов хирурга, напомнивших об этом, у нее больно кольнуло сердце. Подобно многим другим артистам, Стефен доверил распоряжаться финансами жене. И как выкручиваться Розине теперь, когда не стало поступлений от концертов и жить приходится на весьма незначительный доход?

Она скрыла свое замешательство за очаровательной улыбкой и покинула спасителя Стефена с тысячами благодарностей.

– А он великолепен, этот тип! – признал шевалье. – Но почему вы не рассказали ему о кошмаре?

– Потому что полагаю, вы были правы, мой друг. Это было виде́ние не Стефена, а Розины.

Вместо ответа мсье де Крошан принялся тенором напевать «La donna è mobile…»[33], сперва сыграв на «фаготе», которым в данном случае выступил его нос, ритурнель[34] к этой арии.

– Спасибо за итальянский, очаровательный бигофон![35]

Отмахнувшись театральным жестом от ее сарказма, шевалье пропел длинную последовательность «пом-пом-пуди-падила» из «Брабансоны»[36].

Розина улыбнулась:

– Теперь еще и бельгийский?[37] Так вы полиглот?

Крошан рассмеялся и предложил ей руку по обычаю почти забытой, к его глубочайшему сожалению, эпохи Луи Наполеона, героя которой он пытался разыгрывать.

На улице Гинемера Розина покинула своего «кавалера». Спирит извинился за то, что не мог подняться в квартиру. Он был бы и рад поздороваться со Стефеном, но его ждали на улице Асса для спиритического сеанса.

Он уже удалялся, когда Розина бросила вдогонку:

– Передавайте от меня привет Гийому и Оскару!

То было не очень-то любезно по отношению к ее свекру, но она сделала это не специально. Она была счастлива и даже успела забыть о своих финансовых тревогах. Ей казалось, что предписание Серраля, сложенное вчетверо и лежавшее в ее кошельке, вернет в дом благополучие.

Едва она поднялась на лестничную площадку третьего этажа, как застыла на месте от изумления.

Это был сон, аберрация слуха! Или же случилось чудо?.. Неужели Стефен излечился?