Руки, полные пепла

Он едва не повалился на пол, но Гадес успел вовремя поддержать и усадить Сета на диван, где тот откинулся на спинку, тяжело дыша.

– Вот это точно ненормально! – Побледневший Амон остановился за диваном и, кажется, был близок к панике.

– Успокойся, – бросил Гадес. – Сет?

На висках Сета поблескивали бисеринки пота, но, кажется, он уже не собирался отключиться прямо здесь и сейчас.

– Если Стикс так действует… это Оружие Трех Богов, Аид.

Древние боги не умерли и никогда не могут быть мертвы.

Если только их не убьет другой бог. Такого не случалось… до недавнего времени.

Но многие знали об Оружии Трех Богов: боги, объединившись, могут создать кинжал, способный убивать других богов. Не обязательно наносить смертельную рану – достаточно царапины, которая будет постепенно разъедать даже не тело, саму божественную сущность.

Трупный яд, постепенно отравляющий бога, пока не убьет его.

Такого тоже никогда не случалось. И Гадесу оставалось надеяться, не случится и на этот раз. Он видел недоумевающий взгляд Софи – но даже она понимала, что здесь что-то не так. А перепуганный Амон, кажется, сам был готов свалиться в обморок.

Вся картина вечера внезапно четко встала перед глазами Гадеса. Нападающие не хотели убить, как тогда, с Амоном. Им было достаточно всего лишь ранить. Возможно, они сразу целились в Сета. Или хотели оцарапать всех, но не успели.

И вот что ощущал Гадес от этой раны – смерть.

– Можно ведь что-то сделать? – тихо спросил Амон.

– Конечно, можно, – с раздражением ответил Сет. – Не настолько глубокая рана. Я свяжусь с парочкой богов-врачевателей. Они привыкли к моим звонкам.

Гадес не разделял уверенности Сета. И, поймав его взгляд, понял, что и сам Сет говорит, только чтобы успокоить Амона.

Согласно легендам, Оружие Трех Богов создается непросто и требует чуть ли не божественной жертвы – яд действует медленно, но и противоядие подобрать сложно. Хотя нет ничего невозможного – это Гадес тоже знал. Необратима только смерть.

Заиграла негромкая музыка, в которой Гадес с удивлением узнал одну из своих песен. А покрасневшая Софи вытащила из кармана телефон. Она посмотрела на экран и решительно нажала отбой:

– Извините… это мама. Опять нудеть станет, где я в такое время.

Гадес, Амон и Сет переглянулись: меньше всего им сейчас нужны проблемы с Деметрой. Поднявшись, Гадес решительно заявил:

– Я отвезу тебя.

– Что? – Софи растерялась. – Сейчас? Опять выгоняешь?

– Нет. Но тебе уже пора к себе домой, а Сету – к себе.

– Да, – согласился тот. – Мне надо выспаться после водички из Стикса, а завтра озадачим лекарей.

Амон вызвался поехать с ним, и Гадес видел, что Софи обеспокоенно за ними наблюдает – но Сет и правда выглядел гораздо лучше. Оставив их в клубе, Гадес с Софи вышли первыми.

Прохлада отрезвляла, ласкала кожу. И казалось, все произошло не сегодня, а столетия назад. Хотя, прикрыв глаза, Гадес мог вспомнить другие века и иные ветра. Только голос Персефоны не менялся. Хотя сейчас в нем звучало беспокойство:

– Он просил не говорить Нефтиде. Она не может вылечить?

Гадес достал сигареты и закурил.

– Неф не умеет лечить. Не богов. И начнет беспокоиться. Но Сет не прав, я напишу ей.

Он не стал звонить – объяснять все произошедшее не хотелось, да и неизвестно, где сейчас Нефтида и в чьей компании. Поэтому Гадес просто написал сообщение, прося срочно приехать домой.

Неф тут же перезвонила, но Гадес сбросил вызов, отключил на телефоне звук и убрал в карман. Ветерок холодил, но привычный вкус табака успокаивал. Гадес хотел выглядеть спокойно, к тому же уравновешенность позволяла хорошенько обдумывать все. Но Персефона видела и знала.

– Ты волнуешься, – сказала она.

– Да, – не стал отрицать Гадес. – Стива шантажировали, а Майки сегодня чуть не умер. По нашей вине. Кто-то убивает богов. Теперь они добрались до Сета. Я не знаю, что делать.

– Но ты поймешь.

Их взгляды пересеклись. Красноватый неон вывески клуба бросал на лица кровавые тени, а в глазах обоих отражались бездна и сумерки, и воды Стикса. Узкая ладошка Софи легла на руку Гадеса, и он знал: Персефона верила в него. Как и всегда. И больше всего на свете ему хотелось прижать ее к себе, прикрыть глаза, ощущая ее кожу, ее волосы, ее уверенность.

Пальцы Софи скользнули вперед, перехватили сигарету. И там, где еще минуту назад к фильтру прикасался Гадес, оказались губы Софи. Она затянулась и выпустила дым, такой же мерцающе-кровавый. Выкинула сигарету.

– Поехали, – хрипло сказал Гадес.

Он даже не смотрел на часы с того момента, как проснулся. Время не имеет значения, если живешь вечно, – и Гадес вспоминал о нем только рядом с Персефоной. Тогда он реагировал на ход времени. На пульсирующую смену эпох.

Ночные огни скользили по машине, город охватывал ее, проникал сквозь металл и стекло, впитывался в кожу и кости. Оседал на волосах невидимой пылью – почти как Подземный мир. Гадес хорошо понимал Амона, которому ночной неон с успехом заменил привычное солнце.

Софи молчала, но то и дело поглядывала на телефон. Иногда Гадес замечал, как вспыхивал экран, но музыка больше не играла.