Руки прочь, профессор

В кармане куртки первыми резкими аккордами взрывается “Imagine Dragons”. Зимний их хит, написанный для опенинга моднявого мультсериальчика, влюбил и одержал меня с первого же прослушивания – хотя сериал я смотреть не хотела.

А сейчас – мало того, что бьет по ушам посреди напряженной тишины, пропитавшей воздух в машине Ройха, так еще и режет тугой струной по живой незакрытой ране.

Я этот гребаный Аркейн смотрела с гребаной Капустиной!

Сбрасываю вызов даже не глядя, кто звонит. Только когда снимаю блокировку, вижу на экране фамилию “Костров”.

Запоздало припоминаю, что после фееричного траха на деканском столе я Андрюхе даже не написала. Просто не нашла слов. А вот он мне и в Вотсапе, и в Телеге, и во всех доступных ему соцсеточках. В которые я специально не заходила теперь, чтобы не палиться онлайном.

Ладно, похрен. Ждал и еще подождет маленько.

А чтобы мне никто не мешал дуться, я выключаю звук. Вот. Теперь идеально. Пусть он там в кармане мигает, мне плевать. Я вне зоны доступа.

Снова запихиваю телефон в карман, снова натягиваю на лицо мину обиженной девочки, снова отворачиваюсь к окну.

Маска держится плохо.

Сама уже догоняю, что та чушь с “обсуждением цены” была более чем дурацкой. Тем более, что Ройх мог даже понять меня дословно. Ведь понял же в прошлый раз, когда я бросила бредовое “про двойную ставку”. А он все-таки понял, что я шучу. Прорыв, блин. И чего я дуюсь, спрашивается?

Да потому что!

Мог ведь сделать вид, что ему интересно мое предложение. Мог поторговаться, мог предложить оплатить мою натуру своей, в конце концов.

Я столько времени пялилась в его спину, обтянутую строгой белой рубашкой, что очень даже не против посмотреть, как эта рубашка с его плеч сползает. Но…

Как же теперь вырулить на прежнее настроение?

Задача и так-то была не из легких, но уже секундой спустя Ройх хмыкает и усугубляет мою ситуацию.

– Я не знаю, о чем ты думаешь во время этих шуток, – произносит он как-то отстраненно, – а я думаю про наш с тобой первый раз. Про твой первый раз. Когда я тебя считал именно такой, как ты говоришь. И девственности лишил на библиотечном подоконнике.

Сложно удержаться и не прикрыть глаза. Не вытащить из памяти это нестерпимо жгучее воспоминание…

Каждая деталь его – выкручивает душу сладко-мучительным послевкусием. Я помню. И никогда не забуду, наверное.

Тишину, которую ни в коем случае нельзя нарушать, а вот она – безжалостно рвала меня на мелкие клочья.

Острую боль, так тесно переплетенную с чистым кайфом, что невозможно было их оторвать друг от дружки.

– Дыши для меня, девочка… – голодный шепот, что растекался по коже горячей кислотой…

– И что же было не так тогда? – спрашиваю немножко устало. Так надоело с ним спорить, кто бы знал. Лучше бы он остановил машину, и свернулась бы клубком у него на коленях. В конце концов, он так долго меня обижал. Разве сложно ему меня погладить и показать, что он меня простил?

Или не простил?

– Тогда было не так все, – отрывисто бросает Ройх, не желая смягчаться, – начиная с того, что первый раз таким быть не должен.

– А каким должен? – скептично уточняю. – На это что, есть подписанные стандарты?

– Мелкая дурында, – он отчетливо морщится, чуть не глаза болтается, – впрочем, что с тебя взять?

– В каком это смысле, – сама понимаю, что лезу в бутылку, но удержаться просто нереально, – нет, мне даже интересно, почему это с меня вам взять нечего? Может, мне вообще плевать, каким там был первый мой раз.

– Так может, тебе и с кем плевать? – в тоне Ройха звучат первые грозовые нотки. И все. Я снова хочу в клубочек. И все-таки…

– Я этого не говорила, – бурчу совсем тихо, но так, чтоб он услышал и, отворачиваясь, добавляю окончательное: – и не дождетесь, что я это скажу. Вот!

Он ничего не говорит. Но хотя бы хмыкает не грубо. И на том спасибо!

Как-то… Не срастается у меня с тем, чтобы попросить его остановить машину. Потому что часть меня ощущает – все, что я выиграла сегодня, весь этот неожиданный буфер уважения, можно легко потерять снова. Утечет бесплотным дымом сквозь пальцы.

Да и… Не хочу я вылезать из его машины и тащиться в метро.

Мы даже не проговорили толком ситуацию с Анькой. Мы об этом молчим, и чувствуется, что осколки этой истории режут нас изнутри, обоих, но все еще никак не прорвутся наружу.

В какой-то момент Ройх щелкает кнопкой магнитолы и – о чудо. Из динамиков я слышу хриплый голос Дэна Рейнольдса*.

Да нет.

Да быть того не может!

И все-таки я это слышу…

Dreams will make you cry, cry, cry

Everything is temporary

Everything will slide

Love will never die, die, die…

Сама не замечаю, как начинаю подпевать. Тихонько, несмело себе под нос.

Люблю эту песню. Она красивая…