Руки прочь, профессор

– Я впишу твою фамилию в список тех, кому я должна памятник в мраморе в полный рост, – отрезаю я максимально ядовито, – только учти, ты в нем будешь сто семьдесят первый.

– Ну ты и стерва, – злость Кострова прожигает насквозь, мне приходится плотнее скрутить свою душу, чтобы не разрыдаться. – Стерва и динамщица. То же мне звезда! Да что ты о себе возомнила?

– У тебя все? – скептично спрашиваю я. – А то мне уже ехать пора. А дослушать твой дивный монолог хочется.

– Ты пожалеешь, – обещает мне Костров напоследок и сбрасывает трубку, приложив к раздраженному тычку в экран смартфона еще и грязное ругательство…

Правду сказал Ройх – совершенно не заводит меня это словечко. Хотя сейчас даже не обидело, а вроде как успокоило даже. Если так на меня зол – точно не будет меня добиваться. Ура!

Выхожу из-за магазинчика и по-настоящему впечатываюсь мордой лица в черное ройховское пальто. Многоуважаемый мой сногсшибательный мудак стоял себе за углом и спокойно подслушивал.

– Держи, холера, – он впихивает мне в ладони бумажный пакет, из которого вовсю несет теплом и теми самыми коричными булочками, – ты, кажется, есть хотела.

_____________________________

Имеется в виду конечно, Дэн Рейнольдс, основатель инди рок-группы Imagine Dragons

23. Ближе и ближе

Смотрит на меня в упор, и глаза темные-темные, как чернила.

– Вы подслушивали?

Цокаю и покачиваю головой. Вопрос не верен.

Хорошая девочка, отличная ученица, быстро понимает, на что я намекаю.

– Ты подслушивал? – тон холеры становится кислотно-обжигающим. Будто первые раскаты грома перекатываются у неё в горле.

Ей на самом деле не нужен ответ. Впрочем, какие уж тут ответы. Я так откровенно спалился с этим шпионажем. Ну, зато я ей булочки купил. Те самые, на которые она голодными глазами смотрела, не смея попросить. Чтобы иметь лишний повод пройти за ней следом за этот чертов угол.

– Думаешь, я стала бы… С ним? За твоей спиной?

– А почему нет? – произношу едва слышным шепотом. – Молодой, задорный…

– Придурок! – сквозь зубы шипит холера, сводя свои тонкие бровки над переносицей. – Костер – самый распоследний придурок в универе.

– На плече у него ты лежала с удовольствием, – напоминаю. Ревниво, конечно. Я помню, как смотрел на неё на той злополучной паре и хотел за волосы вытащить из лектория. Чтобы в первой попавшейся условно пустой кладовке вышибить из неё дурь самым любимым моим способом. Членозабивательным.

– А ты меня на курочку с супчиком поменял!

Я падаю на её губы обреченно, измученно. Потому что в моей крови слишком мало осталось этого наркотика, эйфории обладания ею. И единственный способ выжить – достать до глотки моей сладкой дряни. Чем угодно.

Да. Это помогает. Исцеляет. Она отдается поцелую так безоглядно, будто позволяет мне залпом осушить её душу, полностью передавая тело под мой контроль.

Ох, девочка… Что же ты со мной делаешь? Куда утекает весь мой рассудок, когда рядом появляешься ты?

Только энергичный стук в стекло рядом с нами и заставляет нас прерваться на середине. Смотрим с холерой на стучащего и сквозь стеклянную стену видим продавщицу, что пару минут назад пробивала мне чек на кассе. Думал, будет орать – по инерции вспоминаю истеричку в кафе, но девчонка за стеклом улыбается во весь рот и прижимает к стеклу записку: “Или езжайте дальше, или принимайте меня третьей. У меня как раз нет парня”.

Холера издает какой-то приглушенный гневный всхрип и хватает меня за руку, шагает, увлекает за собой. Была б моя воля – с места бы не сдвинулся, но в общем и целом направление наших мыслей совпадает. Я тоже уже хочу быстрей добраться до Макса. У него там отличная гостевая спальня на втором этаже, сам её проектировал. И дизайн-проект тоже сам составлял.

– Мы, надеюсь, идем принимать её предложение? – подтруниваю над надувшейся Катериной. – Мне она понравилась, тебе нет?

– У неё на башке гнездо, – в голосе холеры клокочет лава, – и вся морда лица в веснушках.

– Это даже мило, – мурлычу вкрадчиво. Катерина резко останавливается, оборачивается ко мне – в глазах её я вижу жажду крови. Кажется, все-таки перегнул.

– Господи, ну что ты, дурочка! – её шокирую, да и сам удивляюсь обострившейся мягкости. – Я плохо тебя целовал, что ты начинаешь меня ревновать так дико?

– Плохо! – рычит Катерина и подписывает свой приговор этим своим опрометчивым заявлением. В игру “трахни рот языком” я могу играть вечность, если только целую вот этот сладкий медово-вишневый рот. А уж если зажать её у моей машины, чтобы поменьше было пространства для “порываться”…

Целую до конца воздуха в её легких, до того мамента, как сам почувствую её ослабшее от недостатка дыхания тело, до того, как вдоволь наслажусь музыкой её возбужденного писка.

Отрываюсь – любуюсь одуревшим её лицом, всей ей, разомлевшей под натиском моих рук и губ.

Увижу Капустину – скажу спасибо. Так мастерски решила мои проблемы с холерой – почти как профессиональная сваха.

– Ну что? Успокоилась?

– Не знаю, – Катерина все еще пытается дуться, – все равно вы…

– Ты, – тоном “ну сколько можно уже ошибаться в одном и том же месте” замечаю я.