Руки прочь, профессор

Интересно, а как героиня Джулии Робертс в Красотке потом общалась с женами друзей своего мужа? И сколько вообще протянул их брак, если она все время себя чувствовала не дотягивающей?

– Катя, – слышу оклик Юла и выбрасываю из головы весь лишний хлам. У меня впереди – обратный путь в Москву. И все это время, пока я не вылезу из его машины у общаги, Юлий Владимирович Ройх будет для меня Юлом. На этом действительно стоит сосредоточиться!

В машине я первым делом лезу к его магнитоле. Вытягиваю его флешку, втыкаю свою, все-таки откопанную в недрах сумки.

– Это что еще за борзота? – Юл ловит меня за руку и щиплет за запястье. – Тебе кто разрешал музыку ставить?

– А что, нельзя? – наивно хлопаю ресницами, изображая из себя неискушенную девочку. – Совсем-совсем нельзя? А если я скажу, ну пожалуйста, Ю-у-ул.

– Ну все-все, – он встряхивает головой смеясь, – ставь свою Бритни Спирс или что там у тебя? Надеюсь, не полный комплект песен диснеевских принцесс?

– Отпусти-и-и-и и забудь… – дурачась напеваю, на что Юл закатывает глаза и зажимает барабанную перепонку ближайшего ко мне уха.

– Катюша, – терпеливым тоном проповедника произносит он, – тебе никто не говорил, что пение не твоя сильная сторона?

– Да, танцевать я точно умею лучше, – фыркаю и с удовольствием замечаю, как на лице моего собеседника проступает такое вкусное чувство согласия.

– Это однозначно, – произносит он вполголоса и машет в окно подошедшему Максиму, – да уезжаем мы, уезжаем!

– Ну и хорошо, – смеется в ответ Вознесенский, – потому что еще пару дней – и кровать в гостевой точно менять придется.

– Далась ему эта кровать, – ворчит Юл и разворачивается назад, чтобы аккуратно вывести машину из уже открытых ворот.

– Может, она ему от дедушки досталась. И он не хочет её потерять.

Юл бросает на меня короткий веселый взгляд.

– Тогда почему он поставил её в гостевой спальне, а не в своей?

– Понимал, что сам ухайдокает гораздо быстрее?

Он буквально давится смехом. Короткий задавленный приступ, ну точно, мы еще смутно помним, что по роли – строгий злющий профессор, а не вот этот обаятельный, щедрый на тепло и смех мужчина.

Смотрю на него, и где-то в груди, что-то тревожно щемит.

Потому что…

Давно уже не было так хорошо.

Давно уже я не могла просто так взять и забить на реальность и уехать из города, выключить телефон и не включать его больше суток. Потому что я…

– И почему мне кажется, что ты сейчас отчаянно не хочешь задавать вопрос, что мы будем делать дальше?

Юл огорошивает меня этим вопросом внезапно, будто на лету подрезая подметки моим мыслям. И я, будто пойманная с поличным, утыкаюсь в свои колени, комкая пальцами подол еще одной конфискованной Ройховской футболки. Правда на этот раз я смогла отбрехаться, что это все ради роскошного принта – одной из последних ролей старины Киану, в которой он был роскошен и брутален.

Мне почти влетело за комментарий о той брутальности…

– Ох, холера, – Юл цокает языком, не отвлекаясь от дороги, – ты не стеснялась воевать со мной полтора года, а один простенький вопрос о перспективе наших отношений задать тебе неловко?

– А они у нас есть? Отношения?

Боже, боже, боже! Ну вот зачем ты меня дернул за язык? Можно подумать, мне прям очень хочется услышать два волшебных слова: “Разумеется, нет!”

Он молчит минуты три – целую чертовую бесконечность, за которую я успеваю изойти на мыло.

Строго говоря – лично мне это не особо и сложно.

Удивительный он оказывается – первый романтический опыт. Оказывается, я могу себя накрутить за считанные секунды.

Эх.

Мама как-то говорила, что разговоры, обозначающие границы отношений, мужчин могут испугать. Кажется, у неё даже был опыт такого… Испуганного. Она говорила – нужно держаться за синицу в руках.

Но о какой синице можно вести речь, если в моих мыслях только вот этот озабоченный журавль, который… Молчит. Молчит. И фыркает! Громко так. Бесстыже.

– Иногда я поражаюсь, насколько могут быть безголовыми умные девочки. А потом вспоминаю, сколько тебе лет. И прекращаю поражаться.

– А при чем тут “сколько мне лет”? – я спешу набычиться. Потому что ответ дан обтекаемый, но… Не отрицательный.

– При том, что я ведь тебе все уже сказал, Катя, – Юл покачивает головой, – сказал, чего от тебя хочу. И чем готов рискнуть.

– Ну… Это ведь было вчера… – бормочу я.

– И что?

– Ну…

У меня не хватает нахальства, чтобы объяснить ему витающие в моей голове предположения. Потому что… Впервые за два года я на самом деле не хочу произносить ни единого слова, чтобы его задеть. Потому что мне нравится, как он со мной говорит, как на меня смотрит. И я готова купаться в этом столько времени, сколько возможно.

А скажу – и…

– Ты решила, что я тебе лапшу на уши вешаю? Чтобы уболтать на эти наши с тобой секс-выходные?

Вот тут уже мне приходится вспомнить, с кем я имею дело. Да, определенно Ройх – не придурок Костров, которого посылать нужно двенадцать раз и все – строго матерно. Ройх догадывается до всего сам. И сам все озвучивает. И замолкает, недовольно поджав губы.