Руки прочь, профессор

Звук автомобильного клаксона оказывается настолько неожиданным, что я аж подскакиваю. За пять секунд, что ищу глазами на парковке сигналившую тачку, успеваю и разочароваться и обнадежиться. Он? Неужели он? Почему так поздно? Но ведь приехал же!

Увы. С парковки от темного джипа мне машет Анькин отец.

– Тебе не стоит в такой поздний час ходить одной по городу, – произносит он, когда я подхожу и выжидающе на него уставляюсь, – я подвезу тебя до общаги, Катя.

– Метро еще работает.

– Да, но в метро мы не сможем поговорить.

Я не хочу сейчас говорить. Я хочу спать и под одеяло. И чтоб Юл меня обнял так, как он умеет. Так что весь мир вздыхает и соглашается ждать. Столько, сколько нам требуется.

Впрочем, ладно. Разговоров я не боюсь.

– А Аня?

– Аня уехала с матерью домой, – Игорь Андреевич улыбается мне как своим зрителям. Да что с ним такое? Он что, забыл, что на дух меня не переносит?

Эта загадка кажется настолько интересной, что я как-то быстро оказываюсь в пассажирском кресле и ловлю себя на том, что просто таращусь на пролетающие мимо огни.

– Вы поговорить хотели, – напоминаю я.

– Да, да, – Капустин-старший недовольно морщится, будто мысли его коснулись какой-то не самой приятной темы, – хотел извиниться, Катя. Ни я, ни Маша не поощряли вашу дружбу с Аней.

– Это слабо сказано, – критично замечаю я. Мне сейчас нечего терять, и потому я позволю себе быть откровенной. Анька рассказывала, её даже шантажировали порой, то содержанием, то еще какой-то херней, лишь бы она поменьше со мной общалась.

– Катя, ты вообще знаешь, чем занимался твой отец? – тон Игоря Андреевича становится каким-то очень острым. Испытующим. И сразу становится ясно, что это не просто вопрос.

Так устала от тайн. Но в последние сутки они буквально из рога изобилия сыплются на мою несчастную голову. И от них уже даже тошнит слегка. Но… Тупо молчать, когда мне задают такие вопросы, у меня не получается…

– Мало, если честно, – пожимаю плечами, – папа занимался бизнесом. Говорил про торговлю акциями, когда мы спрашивали, но вопросов не любил.

– Что-то такое я и представлял, – Анькин отец кивает, будто и вправду получил подтверждение каким-то своим мыслям.

– Это не так? – осторожно спрашиваю. – Вы спрашиваете, значит, знаете что-то еще?

– Знаю, – ровно отвечает Игорь Андреевич, – я стараюсь интересоваться жизнью своей дочери.

– Давно? – не удерживаюсь от шпильки. Получаю вполне закономерную реакцию от моего собеседника – недовольно вздувшиеся крылья носа, сжатые губы. Он понял, что я в курсе того, что случилось с Анькой.

– Не настолько, чтобы считать себя образцовым папашей, – хмуро отрезает он, – но после того, что с ней было, она больше года выходила из дома не дальше ближайшего фитнес-клуба. Только когда вы познакомились – начала снова походить на себя. Снова начала жить, даже на вечеринки эти ваши выбираться с тобой за компанию. Мы боялись за неё. Что ты будешь плохо на неё влиять. Поэтому я решил навести справки о тебе и твоей семье. Это была обычная формальность. Я не ожидал, что отец новой подружки моей дочери окажется серым бухгалтером мафиозной группировки.

– Кем-кем?

Я охреневаю настолько, что аж глаза на лоб лезут. Благодаря сверкающему нам издалека светофору, притормозивший Игорь Андреевич получает возможность глянуть на меня искоса и усмехнуться.

– Да, реакция неподдельная. Впрочем, я и не думал, что папаша тебя в эти дела посвятит. Папенька твой, Катя, наркоторговцу бабло отмывал. Хорошо отмывал, качественно. Акциями больше для прикрытия торговал. Он пытался натаскать твоего братца, только не вышло у него ни шиша.

– Вовчик был в курсе?

– Был, – Игорь Андреевич коротко кивает, – но отцовской хватки у него не было, мозгов не хватило. Да и после того, как вылезло, что твой папаша свои схемы тайком от дружков проворачивал – доверия его сыночку не было. Его развели, обобрали, вышвырнули вас на улицу. Сделали мелким нарко-курьером. Честно скажем, такая твоя родня не очень-то льстила тебе, Катерина. А уж когда ты сама в стриптиз пошла…

Он тоже знает…

Это не удивительно – он вынюхал столько информации, что мне и не снилось. А мой секретик я и не так сильно хранила, как папаша свои тайны…

Я чувствую себя слегка обреченной. Рассказывать ли Капустину, что у меня не было выбора? Что мне дали отсрочку в маминой клинике, но найти за неделю пятьдесят штук было практически невыполнимой задачей? Что в неурочный час я вспомнила про стритизершу из кружка, и… Это оказалось моим светом в конце тоннеля.

Нет. Никаких объяснений. Не хочу так унижаться. Было бы за что! Мама не была виновата в том, что с нами случилось. Ну, может, только в том, что Вовчик был и её любимчиком, но… Разве можно было только из-за этого позволить ей умереть? Я могла побороться за её жизнь – я и боролась. По той же самой причине, по которой я ловила сорвавшуюся с балкона Капустину.

Человеком так просто перестать быть, на самом деле…

Один раз ты сделаешь неправильный выбор в таких ситуациях, и до конца жизни из глаз твоих на мир будет смотреть равнодушное зверье.