Руки прочь

Подошел восьмой класс, и грянула еще более горячая страда. Ежедневно учителя не уставали напоминать нам, что учебу продолжат не все, и разгильдяев нам не надо. Модным стало слово «ПТУ», которым пугали, как в раннем детстве цыганами или милиционером. В ПТУ, которое мы называли «чушок», мне как-то не хотелось, и пришлось подналечь. Математику я сдал на «хорошо», а за сочинение на тему «Если тебе комсомолец имя, имя крепи делами своими» удостоился полноценной пятёрки. Хотя, оглашая результаты, Аманда Фёдоровна, классный наш руководитель, с оттенком сомнения произнесла что-то про мою не туда направленную активность.

В общем, как Вы говорите, было не только негативное, были и другие стороны, и народ трудился.

Учиться дальше было заметно проще. Нас уже не пугали призраком ПТУ, а просто с тихой грустью в голосе бросали в минуты откровенности: «Выпустим тебя, тунеядца, и иди-ка ты себе куда хочешь».

Уверен, что в наши с Вами дни в этом, без сомнения, усмотрели бы скрытый демократизм и предвестие свободы выбора.

То было уже время Юрия Владимировича Андропова (его Вы тоже должны помнить). В нашей провинциальной школе в каждую речь принялись включать абзац про укрепление дисциплины и упоминать при этом ноябрьский, декабрьский и июньский пленумы ЦК. Директор и завуч, идя коридорами, смотрели так, будто им как раз и поручено укреплять, невзирая на потери. В пионерской комнате сменили один из портретов. Но дальше этого дело не пошло.

Прослышав от людей, что Андропов спуску не даст и порядок наведет, я тоже, как и все, обрадовался. До сих пор, если честно, не могу точно определить, почему.

В январе 1984-го под окнами нашего дома закрыли пивную, известную как «Мочалка». Расположенная рядом с баней, она была местом сбора районных алкашей. В феврале генеральный секретарь умер. Все сразу стали говорить про положения и выводы, содержащиеся в речи товарища Черненко. Твердили уже про один июньский пленум, где выступал Константин Устинович. Нам дали команду конспектировать эти положения и выводы, а пивную к майским праздникам открыли снова. Я же, до того изучавший газеты от корки до корки, к политике заметно охладел. С той поры осталось ощущение чего-то стыдного, к чему как будто сам невольно прикоснулся.

Я уже сказал несколько слов о комсомоле. Знайте, Михаил Сергеевич, что и меня выдвигали на руководящие посты в этой организации. Сходство в наших биографиях поразительное!

В школьном комитете я ведал политическим воспитанием. Это потому, что мог без запинки, единственный в школе, произнести название города в Индии – Тируванантапурам, а еще знал, что Ливия на самом деле – Социалистическая Народная Ливийская Арабская Джамахирия.

Я ходил на заседания, молчал или улыбался. Через год молчания сослался на неопытность, и в порядке естественной замены кадров был оттуда убран. Для меня уже наставал период критического осмысления действительности, и я считал, что задавать вступающим вопросы о том, сколько орденов у комсомола, способен и попугай. На большее я до перестройки не замахивался.

Но, как Вы заявляли, идеи обновления пробивали себе дорогу.

Приблизительно в то же время я записался в спортивную секцию. Принялся ходить на тренировки по футболу и украсил свою комнату вымпелом «Динамо». Здесь, вопреки пессимистическим прогнозам родных и близких, я продержался довольно долго. Но оттого, что не мог заставить себя делать утреннюю гимнастику более двух недель подряд, посеял-таки сомнения в душе наставника и перестал попадать в основной состав.

Кончилось тем, что я благородно отошел в сторону, уступая дорогу подрастающей смене. И сейчас убежден, что спорт – не погоня за медалями, а средство развития личности…

Выйдя из школы с неплохим аттестатом, я поддался уговорам другого своего приятеля и отнес документы в университет, на истфак. Было смешно: что получится?

Приятель, полгода умиравший под гнетом репетиторов, испустил дух (я выражаюсь фигурально) на экзамене по обществоведению. Он спутал три составных части марксизма с его источниками. Я же, Михаил Сергеевич, отвечал на вопрос о Вашем докладе на апрельском пленуме. Помните, да? На том, который по инерции тоже сразу объявили историческим, а он потом и впрямь оказался таковым.

Слушали меня, как и Вас, Михаил Сергеевич, внимательно, с неподдельным интересом. А я даже развил ряд Ваших тезисов и заявил потрясенно молчавшей комиссии о необходимости борьбы за трезвость (эту борьбу, как известно, Вы провозгласили чуть позже). В пример я привел упомянутую выше пивную, опять закрытую в 1985-м. Провожая с экзамена, меня заверили, что одним из качеств историка я уже обладаю сполна – если иметь в виду язык, который, как только что убедилась комиссия, и впрямь без костей.