Читаем Руки прочь полностью

Странно, но я был принят. «Четверка» по обществоведению оказалась единственной против двух «пятерок». Но званием историка российского щеголять довелось недолго: принесли повестку из военкомата. Со второго курса, от латинских спряжений и афоризмов, я попал в героику суровых, как пишут иные корреспонденты, буден. Меры по усилению войск ПВО, принятые по Вашей, Михаил Сергеевич, инициативе, отразились и на мне. В первую очередь, усиление выразилось в покраске всего и вся в цвета, предусмотренные уставом. Наша часть потом мучилась головными болями, а я до сих пор не могу спокойно слышать само слово «краска». Еще была устроена побелка фасадов, мимо которых ожидался проезд нового министра обороны.

В день ожидавшегося проезда нас выстроили у дороги. Командир, полковник Портупеев, лично обшарил наши карманы на предмет положенных по уставу расчесок, венных билетов и носовых платков. Потом все очень долго стояли на солнцепеке, ожидая сигнала, что объект выехал. На прием пищи ходили посменно. Командир держался за левый бок. Ему оставалась пара лет до пенсии, и он рассчитывал прожить их без министерских проверок. Наконец, сигнальщик на повороте махнул красным флажком, и мимо, не сбавляя хода, пронеслась вереница «Волг». Свистел ветер, сияли полированные крылья. Портупеев отдал честь, сверкнув глазами, и мы едва успели проорать приветствие. При этом повар Худайбердыев, тыча в меня кулаком из второй шеренги, шипел: «Давай, кричи, салабон! Не положено, что ли, да?»

На следующее утро выяснилось, что это был, оказывается, не министр, а кто-то из его заместителей, и направлялся он не к нам, а в соседнюю часть, к пограничникам. Побелка слезла с фасадов после первого дождя.

Впрочем, это штрих, а в целом, как Вы неоднократно подчеркивали, настроения в армии действительно здоровые, незаконно отсутствующих нет. Этому нас учил и замполит, капитан Долгоструев.

Что касается меня, то я хоть и не выбился в отличники боевой и политической подготовки, но в число особо отмеченных командованием попал, можно сказать, с первого дня службы. Уволен я был с таким расчетом, что постучался в дверь родной квартиры точь-в-точь за час до того, как кремлевские куранты возвестили приход нового 1989 года. Как отмечал, прощаясь, полковник Портупеев, не всякому выпадает в армии такая честь. Ее воистину необходимо заслужить…

Придя в себя и восстановившись по месту учебы, я попробовал окунуться в начавшуюся демократизацию. Разумеется, помня слова нашего замполита о том, что мы-то на гражданке и будем всё перестраивать.

Я ходил на все назначавшиеся в нашем городе политические манифестации, слушал каждого оратора. И у нас возникли свои демократы. Оказалось, что они были всегда, а после отмены 6-й статьи конституции оказалось, что их было очень много. Помню Ваши слова: вы только посмотрите, какое политизированное наше общество, вы посмотрите, как оно в движение пришло!..

Однажды, когда областную организацию «Демократического союза» в полном составе грузили в зарешеченный автобус, ко мне приблизился человек в плаще, из числа тех, которые обязаны быть похожими на остальных в любой толпе. Он тихо, но слышимо спросил: «Надо чего или как?» И я, немного подумав, отправился домой. Подобно Вам, я счел, что серьезные вопросы митинговыми кампаниями не решаются.

Так текла моя жизнь до того дня, когда я решил обратиться прямо к Вам. Товарищ президент! Я не прошу наград, не прошу жилплощади. Все мои мысли – о той работе, на которой я мог бы принести ощутимую пользу делу перестройки.

Михаил Сергеевич! Не сочтите за наглость, назначьте меня послом в Гондурас.

Пожалуйста, не падайте со стула (или с кресла; не знаю точно, что у Вас в кабинете). Это очень продуманный с моей стороны шаг. Всю ответственность я давно осознаю.

Вижу первое Ваше возражение: возраст. И очень хорошо, что я еще не стар! Моё преимущество – в отсутствии у меня стереотипов. Вы часто говорите: надо молодых двигать. А кто у нас вместо них? Один депутат сказал: мы, молодые, сорокалетние. Это и есть наша молодежь? Стыдно.

Предвижу второе возражение: про мою неподготовленность. Тоже могу возразить: главное – желание, остальное приложится. Чингиз Торекулович Айтматов руководил себе журналом, писал романы, а сейчас посол в Люксембурге. Эта новость знаете как меня обнадежила? А возьмите товарища Разумовского – генерального консула в Шанхае. После секретарства на Кубани и народного контроля. Не боги горшки обжигают!

Между нами говоря, кто мог в свое время предположить, что Вас генеральным секретарем выберут? А ведь освоились. Мы за Вас так переживали, когда Вы свое самое первое интервью французам давали…

Спросите, почему Гондурас? Ну, в Албанию, я слышал, уже назначили человека. В Южную Корею, полагаю, дельный экономист нужен, в Саудовскую Аравию – востоковеда потоньше: там исламские святыни да плюс война вот-вот начнется. А в Гондурас я поехал бы. Эти латиноамериканцы – народ непосредственный, вечно молодой. Оценили бы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза