Я тщательно контролировала растекающийся по венам жар, но даже так близость Джонатана сводила с ума, срывая с губ рваные вдохи; мурашками удовольствия пробегая по позвоночнику. А он, почему-то, становился все злее и жестче. Я вела себя уже практически распутно, позволяя ему любой шаг, любое прикосновение, полностью подчиняясь и соглашаясь с линиями его танца. Я выпивала его страстность и напор, понимая, что не даю, практически, ничего взамен, но по-другому было невозможно – если бы я сняла все блоки, то устроила бы здесь что-то совершенно непристойное. У меня мелькнула мысль, что не стоит злить его своим самоконтролем, потому что глаза мужчины стали совсем бешеные, но что я могла сделать?
Лишь подчиняться, снова и снова, умолять о пощаде каждым своим движением, гасить накатывающие волны и позволять терзать, тянуть мое тело, надеясь, что когда-нибудь это закончится.
И это действительно закончилось.
Наверное на музыкальном центре стоял таймер, потому что громкая, шокирующая яростной страстью музыка резко оборвалась, заставив нас замереть в самых разных позах. Мокрых, тяжело дышащих, возбужденных. Все, кроме Джонатана, без сил опустились на пол и пытались отдышаться. Меня потряхивало. Что-то подсказывало, что для меня это еще не конец.
– Все… свободны, – отчетливо и холодно сказал Джонатан. – Расходимся. Завтра быть вовремя. Мисс Делевинь… Задержитесь.
Я хоть и ждала этого, но вздрогнула, когда услышала его слова. Натянула кофту и брюки прямо на влажное тело, надеясь таким образом хоть немного погасить или хотя бы скрыть дрожь. И когда все вышли, осторожно подошла к злющему Деверо, который резал меня на кусочки взглядом.
– Что это было? – взбешено начал хореограф.
– О чем ты?
– Твой танец… Какого хрена ты опять сдерживалась?
– Я…
– Что я?! Кьяр-ра – бросил он, яростно перекатив между зубами букву «р», – Я ведь предупреждал… Но ты опять это делаешь… И именно со мной! Я же видел, ты горела со всеми, но тут же зажалась, когда к тебе подошел я. Да что с тобой происходит?! Ты что, боишься отдать лишнее? Тебе жалко что-либо сверх положенного? Ты серьезно думаешь, я позволю остаться только потому, что ты выучила когда-то созданный мной танец?!
– Я не…
Но Джонатан даже не пытался меня услышать.
– Ты не… Ты «ни»! Никто! И будешь никем, пока, наконец, не преодолеешь свои барьеры. Маргарет поручилась за тебя, да и мне показалось, что ты нечто большее, чем набор заученных движений. Но не бывает так, что сегодня ты танцуешь, а завтра – нет. Танец – это всегда «да»! И я здесь не для того, чтобы вырывать это «да» силой. Какого хрена я вообще трачу на тебя время?!
– Не трать, – я тоже разозлилась.-
– Что?! – от рева Джонатана задрожали стекла, но мне уже было плевать.
– Не трать. Зачем же так мучиться, – голос прозвучал издевательски. – Я просто уйду, и все.
Джонатан опешил:
– Уйду, и всё? Вот, значит, как ты живешь? Даже не пытаешься выйти за собственные рамки, за собственные границы, которые ты воздвигла между нами. Нельзя быть свободной только иногда!
Я уже была даже готова объясниться, но остановила себя. Не хватало еще, чтобы он не только злился на меня, но и презирал.
Простая девчонка и всемирно известный хореограф. Учитель и ученица…
Даже звучит убого.
И пусть я не совсем простая девчонка, но в данный момент это не имело значения. И пусть я сдерживалась только здесь и сейчас, но это тоже было ни при чем.
Я отвернулась. Джонатан потер виски и заговорил так холодно, что я начала замерзать:
– Кьяра. Ты берешь. Удерживаешь для себя. И не отдаешь. Танец не про ограничения. Танец не про барьеры. И если ты этого не поймешь… делать тебе здесь действительно нечего.
Последняя фраза прозвучала, как пощечина. Как и хлопок закрывшейся двери.
Глава 4
Джонатан
Ничуть не запыхавшись после ранней пробежки, Джонатан поднялся к себе в номер и прошел в душ.
Ему сегодня не спалось. В голове крутилось произошедшее и он всё больше понимал, что был не прав. Да, он знал – видел – что Кьяра не выкладывалась до конца; осознанно контролировала себя, будто не желая показать больше, чем он заслуживает. И это выводило из себя.
Но даже в этом случае она была лучшей танцовщицей из всех, кто ему встречался. А видел он многих.
Она была не просто идеальна физически, несмотря на невысокий рост, не просто точна в каждом своем движении. Она была совершенна в душе танца, чьи искры он научился чувствовать в окружающих. Которыми обладал сам и которые ярко горели у нее внутри.
И речь шла не о безусловном таланте. Не о желании танцевать и умении полностью погрузиться в то, что делаешь. Речь шла о внутреннем наполнении, когда двигаться под свои ритмы становилось так же естественно и важно, как дышать.
Таким людям бывало сложно заняться чем-либо другим. Иногда приходилось это делать – по разным причинам – но их жизнь тогда становилась похожей на жизнь прикованных к аппарату искусственного дыхания. Можно существовать, дышать, даже быть счастливым.
Но так, как с танцем, не будет никогда.