Рукой подать

— Не берите в голову, — судя по дружелюбной улыбке, Тео действительно остался равнодушен к ситуации.

Пользуясь тем, что он полностью завладел вниманием Джареда Уэйнрайта, Олив осторожно ступила к перилам и заглянула вниз, обнаружив богато украшенную спиралевидную лестницу, уходящую глубоко вниз. Широкие ступени с краем из светлого камня составляли узор, похожий на морскую раковину, а резные перила с богатыми барельефами с такого расстояния напоминали искусно связанное кружево.

— А почему мы не спускаемся вниз? — раздался справа голос поднявшейся к ним Роуз Уэйнрайт.

— Внизу выход из музеев, — пояснил Тео, — Нам нужно будет вернуться обратно через магазин к эскалаторам.

— Чего же мы тогда ждём? — с недоумением спросил Глен, тянущий за руки Саймона и Хелену вверх по лестнице.

— Так вас, — удивлённо вскинув брови, воскликнул Джаред.

— Оу, простите. Роузи всё не нравились ракурсы, — пробурчал Глен, на что был смерен грозными взорами своей жены и матери.

Олив прикусила щеку изнутри, чтобы не подать виду, насколько ей смешно. Оглядывая присутствующих, она встретилась взглядом с Тео, и не без радости обнаружила в его светло-голубых глазах плохо скрываемое веселье. Не сговариваясь, они оба приосанились, и Тео позвал всех в арку длинного торгового коридора.

Пока семейство Уэйнрайт прогуливалось по залам Пинакотеки, Олив надолго задержалась у «Положения во гроб» кисти Караваджо и с удивлением обнаружила выступившие на глазах слёзы, когда ей наконец удалось оторвать от неё взгляд. Опомнившись, она прошла по гулкому мраморному полу через залы насквозь и нашла Тео и Уэйнрайтов перед очередным монументальным полотном.

— Обратите внимание на цветовой и световой контраст двух эпизодов, — Тео указал на верхнюю и нижнюю части картины, — Преображение Господне выполнено в светлых оттенках, в то время как земное изгнание нечистого духа из отрока изобилует тёмными цветами. Роль посредника между зрителем и сюжетом картины выполняет фигура апостола Матфея вот здесь в левом нижнем углу. Видите его жест?

— Да-а, он будто говорит нам стоять на месте, — продолжил его мысль Глен.

— Именно! — Тео изобразил жест с картины, — Он предупреждает нас: держитесь подальше, не подходите.

— А почему тут в брошюре написано что-то про Францию? — спросила Мэриэн, — я плохо знаю итальянский, не понимаю, какое отношение к Франции имеет Рафаэль.

— Судьба полотна во многом связана с Францией. Преображение было последней картиной Рафаэля, которую он писал по заказу кардинала Джулио Медичи для французского собора Святых Юста и Пастора, — не задумавшись ни на секунду, пояснил Тео, — Во времена Наполеоновского вторжения французские войска её конфисковали, но после падения Наполеона, картину вернули обратно в Италию.

— Нда-а, натерпелся Рафаэль, — понимающе протянул Джаред.

— Да уж, — Тео бросил последний взгляд на полотно, и, обойдя группу, указал на проход к следующему залу, — Дальше нас с вами ожидает очень нетипичная для Ватикана работа. Прошу Вас.

Уэйнрайты всей гурьбой направились к высокому проходу с резными наличниками.

— Я уже запереживал, когда потерял тебя из виду, — Тео поравнялся с Олив.

— Прости, — выдохнула она с сожалением, — Зависла перед Караваджо.

— Ох, да, бунтарское достояние итальянского Ренессанса, — понимающе протянул он, — Положение во гроб?

— Ага, очень пронзительный сюжет, и такое реалистичное и в то же время приземленное исполнение.

— Нда, понимаю твоё восхищение. Сам его люблю, точнее его творчество. Тут очень важно отделять гения от произведения.

— Мне явно не хватает знаний, — призналась Олив, чувствуя неловкость, — Что не так с Караваджо?

— Он был страшным дебоширом, к тому же, убийцей, — пояснил Тео буднично, и, понизив голос, добавил, — Есть версия, что его агрессивное поведение было спровоцировано высоким содержанием свинца в красках, но вряд ли этим можно кого-то оправдать.

— Нда, среди гениев редко встречаются приятные люди.

— Но мы постараемся не быть категоричными, — Тео дёрнул бровью и исподлобья взглянул на Олив.

— Да-а, постараемся, — очень убедительным тоном протянула она.

Хмыкнув себе под нос, Тео ускорился и в несколько шагов оказался впереди группы.

Увидев вживую статую Лаокоона и Аполлона Бельведерского во внутреннем дворике Музея Пио-Клементино, группа направилась внутрь прямиком в зал Ротонду со знаменитой порфировой чашей, стоящей на искусно украшенном мозаичном полу.

— Из точки современности довольно просто не оценить по достоинству эту огромную ванну, — Тео обошёл ограждение вокруг красной чаши и остановился, опершись на него одной рукой, — однако, важно понимать, насколько порфир был неподатливым материалом для работы. Создавший чашу мастер получил эту полудрагоценную вулканическую породу прямиком из Египта; после с завидным усердием высек идеальную круглую форму, а потом ещё как-то доставил её во дворец императора Нерона.

— Тщеславие очень мощный двигатель, — отметила Роуз Уэйнрайт, голос которой разрезал гулкую тишину зала.

Тео согласно покивал, и, взяв дыхание, продолжил:

— А теперь обратите внимание на своды купола.