— Надо признать, что возмущённые настроения в папском окружении не угасали ещё очень долго, — продолжил Тео свой рассказ, — Уже после смерти Микеланджело Буанарроти папа Пий Четвертый поручил его ученику Даниеле да Вольтерра прикрыть срам на алтаре. С большим уважением к учителю, Вольтерра выполнил этот заказ, за что был издевательски прозван Il Braghettone, в переводе «штанописец». После реставрации многие его поправки были убраны с фрески, и поэтому сегодня она предстанет перед вами практически в первозданном виде. А теперь ещё раз проговорим правила поведения в капелле. Очень важно соблюдение тишины, поэтому прошу вас перевести гаджеты в бесшумный режим. Громко переговариваться не стоит. Фото и видеосъемка запрещены. Детей лучше взять за руки и перед самим входом ещё раз напомнить им о соблюдении правила тишины. Головные уборы лучше снять, колени и плечи, а также зона декольте у девушек должны быть прикрыты, — на последних словах Тео развёл руками и шутливо добавил, — Что же, я сделал всё что мог, теперь прошу вас проследовать за мной.
— Silenzio (*прим. авт. «тишина»), — разлетелось громогласное предупреждение швейцарского гвардейца по капелле.
Сейчас Олив ощущала невероятное спокойствие. То ли оттого, что в суете музейного марафона не сразу заметила, как много людей скопилось в залах и галереях, и это осознание выкачало из неё последние силы; то ли потому, что внезапно осознала, ГДЕ оказалась.
Тео стоял совсем рядом, как и прочие, он запрокинул голову и теперь, сдвинув брови, внимательно вглядывался в ветхозаветные сюжеты. Незадолго до того, как они вошли в капеллу, он попросил всех экскурсантов не переговариваться даже шёпотом.
— Пар, выделяемый при речи, может быть губителен для фреск, — пояснил он, смерив серьёзным взглядом Уэйнрайтов.
— Мы поняли, — покивал Джаред и, пригнувшись к детям, снова попросил их соблюдать абсолютную тишину.
— Прекрасно, — Тео толкнул массивную дверь, и они вошли в просторный зал капеллы.
Когда неподалёку освободились места на прозрачных пластиковых лавках, Тео проводил Олив к ним и жестом пригласил присесть. Они сели рядом и вот так, едва касаясь друг друга плечами, сидели уже несколько минут, рассматривая сюжетные фрески и, конечно, алтарь.
Страшный Суд больше всего впечатлил Олив. Невероятное количество детализированных персонажей передавали разнообразные эмоции. В то время, как ошеломлённые праведники взбирались в рай, а ангелы торжественно трубили суд, на лицах грешников отражались лишь отчаяние и безграничный ужас. Грозный жест Христа, спокойное смирение Девы Марии и неумолимость расплаты, отражённые в лицах и фигурах персонажей, поразили Олив до глубины души. Предательские слёзы снова выступили и затуманили взгляд.
— Silenzio, — вновь разнеслось по залу.
Тыльной стороной ладони она провела по глазам, надеясь, что её жест останется незамеченным. Однако боковым зрением она уловила, что Тео пошевелился. Слегка пригнувшись к ней, он выудил из кармашка своего пиджака, который сейчас болтался на её плечах, сложенный вчетверо клетчатый платок и протянул его Олив.
Она благодарно кивнула и, неловко улыбнувшись, промокнула слёзы. Поразительный человек. Поразительное место, из которого не хочется уходить. Олив вновь запрокинула голову и вгляделась в сюжет рождения Адама. Касание, которое знает весь мир, и вот она сидит вот здесь, прямо под этим шедевром и смотрит на настоящую роспись Микеланджело. Реальность навалилась всей своей мощью на её плечи и Олив, сдавленно всхлипнув, постаралась выдохнуть весь скопившийся в лёгких воздух.
Ей нужно было оказаться здесь ещё две недели назад, может, рядом с величием столь монументальной истории, она бы не горевала так о чём-то, что теперь казалось мелким и незначительным. С другой стороны, тогда бы она не повстречала Мейв и Тео, и это было бы настоящим упущением. Хорошо, что всё сложилось, как сложилось. Но от чего вдруг стало так горько и обидно за себя?
Поток мыслей прервал мягкий толчок в плечо. Олив опустила глаза и встретилась взглядом с Тео.
— Нам пора, — прочитала она его бесшумный шёпот по губам.
Он указал на большую дверь в углу, около которой уже стояли Мэриэн и Джаред. Олив ответила кивком, и, осторожно поднявшись со своих мест, которые тут же были заняты другими туристами, они направились к выходу.
— Silenzio, — эхом пронёсся низкий голос по залу, будто прощаясь с ними.
Тео окинул взглядом остальных экскурсантов, которые разбрелись по длинному залу и, запрокинув головы, рассматривали потолок. Он жестами попросил Олив остаться с Мэриэн и Джаредом, а сам собрал остальных и привёл к двери, ведущей, согласно надписи на табличке, в Собор Святого Петра.
— Невероятно, — прошептала Олив, когда они вышли в коридор, и шли впереди всей группы, — Кто были те люди, изображённые рядом с фигурой Господа в сцене Рождения Адама?
Тео наклонился поближе к ней.
— Нижние затемнённые фигуры, — пояснил вполголоса, — это Люцифер и Вельзевул, по правую сторону Дева Мария; чуть дальше младенец Иисус. А внизу архангел Михаил.