Рукопашная с Мендельсоном

Она зыркнула на Корнеева, опасаясь, что тот снова уличит ее в слабости. Однако Евгений к разговору не прислушивался. Прищурив глаз, он напряженно смотрел вперед. Дело в том, что из проходной вышла женщина и легкой походкой направилась в сторону автомобильной стоянки, помахивая портфельчиком.

– Кузяева, – шепотом сказала Лайма Корнееву. – Если она меня заметит, то обязательно спросит, что я здесь делаю. А я не сочинила для нее легенду, потому что не думала, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Зоя Борисовна Лайму действительно заметила. Помахала рукой и, притормозив, сказала издали:

– О, здравствуйте! А я вас сразу узнала. Салон красоты, да? Ваша кожа отлично выглядит.

– Ваша тоже, – соврала Лайма, потому что разглядеть, как выглядит кожа Кузяевой, было довольно затруднительно. На ней был светлый костюм и лаковые туфли-лодочки, вот и все, что можно было сказать о ее внешности.

– А это?.. – спросила Кузяева, пожирая глазами Корнеева. Вероятно, она думала, что в сумерках он этого не заметит. А может быть, наоборот.

– Это мой брат, – тотчас соврала Лайма так быстро, что даже не успела понять, зачем она это сделала. – Знакомься, Женя. Это…

– Зоя, – кокетливо сказала Кузяева, которая за время разговора подошла совсем близко. Она протянула Корнееву руку, и тот галантно ее поцеловал.

– А что вы здесь делаете? – не мудрствуя лукаво, спросила Кузяева и посмотрела на Лайму в упор. – Это научный институт, и все сотрудники давно уже ушли спать.

– Ну, не все, – повела плечиком Лайма и, понизив голос, призналась: – Я тут поджидаю своего нового бойфренда. Он обещал свозить меня на реку, покатать на лодке. Под луной. Романтика! Его зовут Гриша. Чудесное имя, правда?

Кузяева так сверкнула глазами, что едва не подожгла липу, на которую Лайма опиралась рукой. Однако когда она заговорила, голосок у нее оказался елейным:

– А отчество, случайно, не Борисович? А фамилия, случайно, не на «М»?

– И как вы догадались? – ахнула Лайма и радостно засмеялась, словно обладать таким сокровищем, как Мельченко, было огромным счастьем.

– Да просто кроме него, в институте засиживаться некому. Что ж, удачной вам лодочной прогулки!

Кузяева развернулась и, ни слова не говоря, быстрым шагом направилась к своей машине. Пискнула сигнализация, и через минуту ее автомобиль ловко вывернул на дорогу и умчался в сгущающуюся темноту.

– Зачем ты это сделала? – изумился Корнеев, повернувшись к Лайме. – Ты подставила Мельченко!

– Ну да. Я специально. Решила хоть что-нибудь спровоцировать. Пусть Кузяева устроит ему сцену, выведет из равновесия. Ну, я даже не знаю… Иначе мы так и будем топтаться на одном месте.

– Поедем в гостиницу, – заявил Корнеев, распахивая перед Лаймой дверцу машины. – Покрутимся среди музыкантов. Может быть, твой зоркий глаз ухватит хоть что-то подозрительное.

Они закатились в один из ресторанов, где было душно, шумно и, безусловно, весело. Их немедленно стали приглашать к себе разные компании, а итальянцы так просто Лайме едва руки не оторвали. Традиционно пьяные конголезцы звали их танцевать и кричали: «Калинка-малинка, оп-оп!» Особенно усердствовал тот, который носил зеленый берет. Он улыбался так широко, как будто старался продемонстрировать зубы мудрости.

Один из австралийцев по имени Грегор попытался завязать с Лаймой разговор об искусстве, но она была к этому совсем не расположена. Кроме того, этот самый Грегор, чтобы его хорошо было слышно, постоянно тыкался Лайме носом в ухо. У него были жесткие, основательно выцветшие на солнце усы, которые кололись, как щетка, мощные челюсти и крупный самодовольный нос. Лайме стоило большого труда от него отделаться.

– Господи, что здесь можно заметить? – пробормотала она, щурясь от сигаретного дыма.

– Что это ты скисла? – прокричал ей в ухо Корнеев, обещавший пить только минералку. – Тебе надо в гущу, к народу.

– Я не хочу в гущу, – возразила она, почувствовав, как завибрировал ее мобильный телефон. Прижав его к левому уху, правое Лайма плотно закрыла ладонью. Звонил Иван с новостями:

– Мельченко сдал ключ и уходит. Прослежу за ним до ворот и еще позвоню. Готовьтесь выезжать.

Когда Лайма потащила Корнеева из ресторана, их проводили десятки разочарованных взглядов. Красавчик с тонкими усиками и блондинка с отменной фигурой не слишком активно поддерживали «дружбу народов», процветавшую в кулуарах фестиваля.

Лайма и Корнев уже сидели в машине, когда снова позвонил Медведь:

– Значит, вот какая ситуация. Когда Мельченко вышел из института и пошел к проходной, я сказал напарнику, что мне надо отлучиться ненадолго. В общем, хотел проследить, куда наш ученый пойдет. Обогнал его, выскользнул за ворота, вроде покурить, отошел подальше. Мельченко вышел на улицу, и тут подкатывает машина: видимо, недалеко стояла, на краю стоянки, под деревьями. Открывается дверь, Мельченко садится и при этом довольно отчетливо говорит кому-то: «Теперь в Кречетовку, я покажу».

– Что за машина? – всполошилась Лайма. – А номер какой?

– Номера не видел – темно. Машина – «жигуль», кажется, «пятерка». Что вы будете делать?