Рукопашная с Мендельсоном

– Дорогие телезрители, – вещала перед камерой юная улыбчивая корреспондентка с микрофоном в руке. – Сегодня в нашем городе завершается уникальный международный музыкальный форум – фестиваль народной музыки и самобытного исполнительского мастерства. Всех ценителей народного творчества, всех горожан и гостей Чисторецка ждет чудесный праздник, который закончится красочным гала-концертом и грандиозным фейерверком. Подробнее о программе последнего дня этого праздника музыки мы попросили рассказать члена жюри фестиваля Григория Борисовича Мельченко.

Рука Лаймы непроизвольно дрогнула, и горячий кофе выплеснулся ей на коленки.

«Запись, – мелькнуло у нее в голове. – Записывали вчера утром или даже позавчера. Телевизионщики это практикуют».

– Доброе утро! – В кадре показалась хорошо знакомая лысая голова Григория Мельченко. Он поправил очки и, широко улыбнувшись Лайме, продолжил:

– Оно действительно доброе и радостное, так как сегодня жюри назовет имена победителей конкурса, а многочисленные зрители смогут увидеть выступление лучших коллективов, приехавших в Чисторецк со всего мира. Да, я не оговорился – именно многочисленные. Дело в том, что здесь, на набережной, недалеко от Летнего театра, сейчас монтируют гигантский телеэкран, благодаря которому посмотреть гала-концерт смогут не только те, кто будет находиться в зале театра, но и все желающие.

Камера выхватила картинку набережной, где действительно кипели монтажные работы по установке этого самого экрана. Электронное табло, торчащее рядом, показывало реальное время и сегодняшнее число. Лайма изумленно замерла с чашкой в руках – это была не запись, это был прямой эфир.

Мельченко был жив. Жив после поездки в Кречетовку, где сегодня обнаружат, или уже обнаружили, три трупа.

* * *

Как только из института с дежурства вернулся Медведь, Лайма провела короткое оперативное совещание:

– Учитывая все происшедшее за последние сутки, предлагаю следующий план действий. В шесть вечера начинается выступление финалистов конкурса, включая «Заводных матрешек». Затем вручение наград и гала-концерт, который завершится обещанным грандиозным фейерверком. Народу, учитывая телевизионный экран на набережной, будет очень много.

– Может, отказаться от выступления? – вслух подумал Корнеев. – Опять напрягаться…

– Мы не будем напрягаться. Нас теперь все уважают и любят. Вот увидишь, после недавнего триумфа все, что бы мы ни сделали, будет встречено овациями. Выступаем по усеченной программе – я немного поиграю на фортепиано, а Иван – на пиле.

– А я? – возмутился Евгений.

– Скажем, что ты вывихнул палец ударной руки и временно не можешь колотить в бубен. По крайней мере не надо снова красть инструмент с выставки. На самом деле, твоя главная задача – Мельченко. Не спускай с него глаз. Куда он пойдет, туда и ты, понял? Отправляешься к Летнему театру прямо сейчас. Я звонила Синюкову, голову ему заморочила, он мне сказал, что жюри в полном составе готовит поощрительные призы и дипломы. Так что дуй туда.

– Это другое дело, – обрадовался Корнеев. – Палец для конспирации перебинтовать?

– Не стоит. Иван, ты пока отдыхай, тебе надо выспаться после дежурства. К четырем часам подгребай к Летнему театру. Я тоже буду там – попытаюсь все-таки вступить с Мельченко в непосредственный контакт.

– Никто не поверит, что он тебя заинтересовал, – с сомнением заменил Иван.

– Я конкурсантка, а он член жюри. Этого вполне достаточно, – возразила Лайма. – Однако будем наготове – роль Мельченко во вчерашней драме пока непонятна. Двое из трех ученых мертвы, так что…

– А когда же я займусь обработкой информации, которая накопилась в нашем волшебном сундучке? – неожиданно всполошился Корнеев, любовно поглаживая плоский, похожий на маленький «дипломат», прибор. – Иван сработал отлично, как настоящий специалист в области информационной безопасности.

– Скорее, информационной опасности. Могли ведь и засечь, – проворчал Медведь.

– Если ты выполнил все мои инструкции – исключено, – заявил Корнеев.

– Сейчас не время прослушивать записи. Нужно следить за Мельченко. Только будь осторожным, – попросила Лайма. – Григорий Борисович, возможно, не так прост, как нам всем казалось.

* * *

Обаять Мельченко оказалось плевым делом. Лайма улучила момент, когда ученый вышел в фойе, и скользнула к нему с ясной улыбкой на устах:

– Григорий Борисович!

– Да-да?

– Я видела вас в жюри, вы такой известный ученый… Мне очень захотелось с вами познакомиться, – не стала ходить вокруг да около Лайма.

Мельченко, меньше всего напоминавший героя грез привлекательных блондинок, слегка опешил.

– Ну… Давайте познакомимся, – сказал он и несколько раз моргнул.

– Меня зовут Лайма. Знаю, вы страшно заняты сейчас. Но может быть, мы встретимся позже? Поболтаем за ужином после концерта? Скажите, а какую кухню вы больше всего любите? Европейскую? Или китайскую? – Лайма подошла так близко, что почувствовала запах зубной пасты, которой Григорий Борисович утром надраил резцы.

– Итальянскую, – проблеял Мельченко.

Взглянув в ясные серые глаза новой знакомой, он мгновенно потерял ориентацию в пространстве.