Рукопись Бэрсара

‑ Ну‑у... сама ситуация... словно это было разыграно для меня. Там не было города ‑ я бы это почувствовал... даже самый чистый город излучает много тепла. А если нет, зачем было нападать на небольшое селение... что‑то взрывать или жечь? Зачем было солдату гоняться за кучкой аборигенов? Да и этот... черный ‑ он был слишком неуклюж для профессионала. При всей моей к вам любви ‑ уж драться‑то вы умеете.

‑ Ну и что?

‑ Погоди, ‑ сказал он, ‑ это не все. Когда я смылся оттуда... понимаешь, тогда я не осознал... только ощущение: что‑то не так, надо додумать. И я оказался в месте, где можно думать. Оазис, ‑ сказал он, ‑ и я создал его сам. Даже не я ‑ потребность выскочить из игры и подумать.

‑ Ну и что? ‑ снова сказала Инта. ‑ Может и Легион ты придумал? И нас с Алеком заодно?

‑ Нет, ‑ ответил Альд. ‑ Просто смотри: мы прошли уже два... этапа и каждый характеризуется большим числом степеней свободы. Видимо здесь мы сами задаем параметры... мира. Сами творим для себя лабиринт. Плохо то, что при таком раскладе нам нельзя прыгать из мира в мир. Нас опять разбросает, потому что... ну, то, куда мы попадаем, это мы сами, то, что в нас. И мы только и будем без конца друг друга искать.

‑ Алек, ‑ сказала Инта, ‑ ну, ради бога, скажи хоть что‑то, пока я не сошла с ума!

‑ Она не поверит, ‑ сказал Алек, ‑ а я не смогу. А ты?

‑ Я попробую, ‑ тихо ответил Альд.

5. ТЕНИ

Что‑то вдруг полыхнуло перед глазами, опалило, грохнуло, укатилось прочь. И тут Алек увидел, что трава зеленая, а небо синее, как в воде. И по синему облака ‑ беленькие волоконца. А трава шуршит.

Он сел, где стоял, прямиком на живую траву. И потрогал ее рукой. И поглядел на свою руку. Грязнущая была рука ‑ в пятнах копоти и въевшейся сажи.

Он послюнил палец и осторожно потер пятно. Ни единой мысли не было в голове, даже удивления не было в нем. Даже привычной тоски не было в нем.

‑ Где мы? ‑ спросила Инта и вскочила с травы.

‑ Может быть, на Латорне, ‑ ответил Альд. А Алек ничего не сказал, потому что и это обман. Надо просто вставать и просто идти вперед.

И они пошли вперед.

Небо было синее, трава зеленая, и солнце стояло уже высоко. Слишком синее небо, слишком яркое солнце, слишком зеленая трава...

Я просто забыл, подумал он. Давненько я умер, подумал он, и мне неохота быть живым. Хочу назад в Легион. Игрушечный бой, а потом Простор, и чтоб от меня никто ничего не хотел...

Трава хрустела, когда он ее давил, и солнце жгло, и синие тени далеких гор уже выступали из синевы.

А, может, это Земля? подумал он. Да нет, конечно, не Земля и не Альдов Латорн, балаган, со злостью подумал он, размалеванный балаган, кого они хотят обмануть? И они все шагали вперед, Альд спешил, что‑то гнало его, и он все смотрел по сторонам, словно помнил ‑ и узнавал.

Но камни уже разогнали траву, и горы повисли над головой ‑ округлые, в зеленом меху, и мы идем по тропе, странно, подумал Алек, не было никакой тропы, но она упрямо тащила их вверх, мотала и путала в валунах, а под ногами лежал спокойный мир ‑ равнина с ярко‑синей рекой и желтыми полосами полей, но тропа завернула их за утес и полезла в каменную трубу, и остался каменный бок скалы и клочок невозможно синего неба, и мы карабкаемся вверх, хватаясь за жесткие ребра скал, сорвемся к черту, подумал Алек, но тропа завернула последний раз и прыгнула на наклонный лужок.

И опять распахнулась даль. Долина подтягивалась сюда ‑ просторная, с той самой до глупости синей рекой, закованная в обрывы, закутанная в курчавый лес, протянутая прямиком в горизонт.

Удачное место, подумал Алек, если уж тут засесть...

‑ Алек, ‑ негромко окликнул Альд, и пришлось на него посмотреть. Он не хотел на него глядеть, ведь он сразу заметил ту плиту, а могилы ‑ они одинаковые везде.

Хорошая плита, из здешнего камня, в завитках непонятных письмен.

‑ Это я, ‑ тихонько сказал им Альд и коснулся верхней строки.

Ишь ты, подумал Алек, значит, командир, раз первой строкой. А Инта спросила:

‑ Ну и что? Разве ты не знал?

‑ Знал, конечно.

‑ Мне легче, ‑ сказала она, ‑ после меня ничего не осталось.

А я? подумал Алек. Черт его знает, наверняка гиены сожрали.

‑ Я был последним, ‑ сказал им Альд. ‑ Видел, как всех...

Снова он отвернулся к плите и стал негромко читать имена. Чужие звонкие имена, и снова Алек услышал звон чужого железного языка, и теперь ему было не все равно, что‑то такое поднялось в нем, словно колокол на Последней косе, поминальный звон по тем, кому не доплыть домой.

Мы ждали отца, но колокол отзвонил по нам...

Мы спустились, и с нами спустилась ночь. Сначала вечер в цветных огнях, слишком много красок для мертвеца, но он уже начал привыкать, только внутри что‑то саднит, но ночь, наконец, затерла все, дырявая ночь, и тут он вспомнил, что эти проколы в небе зовутся звезды, но так и не смог припомнить их имена, он помнил только, что раньше знал.

‑ Никак не определюсь, сказала Инта. ‑ Вот это, кажется Лебедь?... ага! Ясно.

А Альд ничего не сказал.