Рукопись Ченселора

«Дорогой Питер!

Простите, что сбежала от вас. Я знала, что вы станете искать меня. Вы спасли мне жизнь, а в какой-то степени и мой рассудок, и заслуживаете объяснения. Боюсь, что оно будет неполным.

Когда письмо попадет к вам, я буду уже в самолете. Не пытайтесь разыскивать меня, из этого ничего не выйдет. Несколько лет назад я приобрела фальшивый паспорт, потому что знала: наступит момент, когда мне придется им воспользоваться. И такой момент наступил.

После того страшного звонка по телефону, когда мне сообщили, что я — персонаж вашего романа, я попросила в редакции длительный отпуск по состоянию здоровья. Мой шеф, по правде говоря, не очень возражал — в последние месяцы мою работу нельзя было назвать особенно удачной.

Решение уехать не было внезапным. Об этом я подумывала давно. События сегодняшнего вечера сделали это решение необратимым. Каковы бы ни были мои проступки, они не столь тяжелы, чтобы платить за них жизнью. Моей, вашей или еще чьей-либо. Не могут они никоим образом и компрометировать мою профессиональную деятельность.

Но моя работа оказалась скомпрометированной. Правда, которую должны знать все, подвергается гонениям. Уцелеть удалось (кто знает, надолго ли?) только благодаря вам. Так продолжаться не может.

Спасибо за то, что спасли мне жизнь. Извините, что я подумала, будто вы заодно с ними. В душе я, с одной стороны, молю вас бросить работу над книгой, а с другой — говорю: «Вы не можете так поступить».

Обо мне вы больше не услышите, мой дорогой мальчик. Я же навсегда сохраню свою любовь и благодарность к вам.

Филлис».

Питер перечитал письмо, пытаясь отыскать в нем какой-то скрытый смысл. Но, находясь под воздействием страха, Филлис выбирала слова очень обдуманно. Страха перед чем? В чем состояли ее «проступки»? Что она совершила или не совершила? Что заставило ее бросить все, чего она достигла в жизни? Это же подлинное безумие.

— Мистер Ченселор, — позвала его оператор, высунувшись в окошко коммутатора, — вас к телефону.

Филлис? Может, она передумала? Он бегом проскочил холл и схватил трубку.

Это была не Филлис Максвелл, а Элисон.

— Произошло что-то страшное. Тебе звонил мужчина из Индианаполиса. Он взбешен. Звонил из аэропорта. Намеревается вылететь в Вашингтон.

— Кто он?

— Некто Бромли. Он говорил, что убьет тебя.

Кэррол Куинлен О’Брайен взял у дежурного внутренней охраны журнал учета посетителей и поблагодарил. Двери подъезда со стороны Пенсильвания-авеню уже закрыли. Теперь список лиц, входивших и выходивших через этот подъезд, подлежал анализу и отправке в главное бюро пропусков. Там всех, кто входил в ФБР и выходил оттуда, зарегистрируют.

Именно запись в журнале учета посетителей, как считал О’Брайен, положила начало всему этому кошмару и послужила сигналом быстрого падения его авторитета в глазах руководства ФБР.

Четыре месяца назад среди записей, сделанных вечером 1 мая, он обнаружил три фамилии — Сэлтер, Крепс и Лонгворт. Две первые являлись псевдонимами, а третья принадлежала агенту, ушедшему в отставку и проживавшему на Гавайях, точнее, на острове Мауи. В тот вечер эти трое неизвестных проникли в здание. На следующий день Гувер умер и бесследно исчезли его досье. О самих досье постарались поскорее забыть, как о наследстве дьявола, которое никто не хотел откапывать.