Рукопись Ченселора

— Ваша книга напечатана. Однако теперь это не имеет значения. Вы не удовлетворились тем, что погубили меня. Вам нужна и она. Но я помешаю вам, Ченселор. Вы не скроетесь от меня. Я найду вас и убью. Мне уже все безразлично, жизнь моя кончена.

Вдруг Питеру пришла в голову мысль.

— Послушайте, то, что случилось с вами, происходило и с другими людьми. Позвольте спросить вас: они звонили вам по телефону? Зловещим, пронзительным шепотом?

Связь прервалась. Ченселор посмотрел на аппарат и затем повернулся к Элисон. Ее лицо все еще было влажно от слез.

— Он сошел с ума.

— Сейчас это как раз кстати.

— Не хочу больше слышать об этом, — сказал он, доставая из кармана листок, на котором был записан номер телефона О’Брайена, и набирая нужный номер. — Говорит Ченселор. Мне звонил Бромли. Он в ярости. Убежден, что моя книга выйдет в апреле. Как и Филлис Максвелл, он считает, что в ней содержится какая-то компрометирующая его информация.

— И он прав?

— Нет, я никогда в жизни даже не слышал о нем.

— Странно. Он служил чиновником в управлении общих служб, ревизовал документы министерства обороны по транспортным самолетам «С-40». У него какие-то суммарные данные не балансировались.

— Кажется, что-то припоминаю. — В памяти Ченселора действительно всплыло газетное сообщение. — Его дело слушалось в Сенате. Если не ошибаюсь, Бромли никто тогда не поддержал. Ура-патриоты даже назвали его розовым, а потом загнали в угол.

— Правильно. У нас он проходил под кличкой Гадюка.

— Что же с ним случилось?

— Его отстранили от ревизий, чреватых разоблачениями. Потом какой-то дурак в управлении общих служб попытался лишить его очередной прибавки к жалованью. Бромли возбудил гражданский иск.

— Ну и что дальше?

— А дальше никто не знает. Дело было прекращено, и Бромли исчез.

— Но ведь мы-то знаем, не так ли? — уточнил Ченселор. — Ему позвонили зловещим шепотом и чем-то пригрозили. А потом был еще один звонок… Ему сообщили достаточное количество достоверной информации, чтобы убедить в том, что говорят правду…

— Успокойтесь. Он не сможет добраться до вас. Что бы он ни думал о вашей роли в его судьбе…

— Не в его, — прервал О’Брайена Питер, — а в ее. Он говорил о ней, о ее детях…

О’Брайен молчал. И Ченселор догадался, над чем размышляет сейчас агент: у него тоже были жена и дети. Как у Александра Мередита.

— Я попробую все выяснить, — сказал наконец агент. — Бромли остановился в отеле в деловой части города. Я приставил человека наблюдать за ним.

— А ваш человек знает почему? Не может он…

— Конечно нет, — прервал Ченселора Куин. — Ему назвали лишь кличку — Гадюка. В Индианаполисе при досмотре у Бромли было найдено оружие, и этого больше чем достаточно. За ним присмотрят. Спите спокойно.

— О’Брайен?

— Что?

— Скажите мне вот что. Почему выбрали именно его? Почему выбрали этого старого, больного человека?

Агент ответил не сразу, а когда ответил, Питер почему-то резко оборвал разговор.

— Старика мудрено заподозрить. На стариков обычно не обращают внимания. А потом, больного, отчаявшегося человека легче навести на мысль об убийстве…

— Поскольку терять ему уже нечего?

— Отчасти по этой причине. Но не беспокойтесь, до вас ему не добраться.

Ченселор повесил трубку. Его клонило в сон. Хотелось многое обдумать, однако он был не в состоянии размышлять. Сказывалось напряжение, да и действие таблетки прошло.

Питер почувствовал, что Элисон смотрит на него, ждет, когда он ей что-нибудь скажет. Он повернулся, и взгляды их встретились. Ченселор решительно направился к ней, с каждым шагом обретая все большую уверенность. И заговорил он почти спокойно:

— Я приму любые твои условия, только бы мы были вместе. Я не хочу потерять тебя. Но и у меня есть одно условие, на соблюдении которого я настаиваю. Я не позволю тебе терзаться несуществующими тайнами. Думаю, с твоей матерью все-таки случилось что-то, оттого она и потеряла рассудок. Я никогда не слышал, чтобы здоровый человек ни с того ни с сего, без видимого потрясения заболел психически. Я хочу выяснить, что же произошло. Возможно, это будет мучительно, но мне кажется, ты должна знать все. Согласна?

Питер задержал дыхание. Элисон кивнула. На ее лице появилась слабая улыбка.

— Возможно, мы оба должны знать все.

— Хорошо, — облегченно вздохнул Питер, — решение принято. Больше на эту тему я не хочу разговаривать, да и не нужно. Между прочим, я не желаю упоминать ни о чем неприятном еще много-много дней.

Элисон, по-прежнему сидя в кресле, бросила взгляд на Питера и спросила:

— А твой роман — вещь неприятная?

— Неприятная. Почему ты спрашиваешь?

— И ты больше не будешь писать?

Питер задумался. Странно, однако после того, как он принял решение, побывал в ФБР, рассказал там все, стресс прошел и на душе стало легче. И теперь в нем снова проснулся писатель.

— Это будет совсем другая книга. Я заменю ряд персонажей, изменю фон, на котором разворачиваются события. Но конечно, и сохраню многое.

— А ты сможешь это сделать?

— Надеюсь, что найду выход из положения. Какое-то время придется продвигаться вперед потихоньку, но мой час настанет.

Элисон улыбнулась: