— Я послал ему срочный вызов. Он непременно отзовется. Он знает свое дело.
— А до тех пор?
— Оставайтесь в отеле. Позже мы переведем вас в другое место. Варак решит куда.
— Это я знаю и без него, — зло бросил Питер: ему не нравилось, что О’Брайен обращается с ними как с беспомощными. — В мой дом в Пенсильвании. Мы поедем туда, вы только…
— Нет! — решительно запротестовал агент ФБР. — Пока вам нельзя появляться ни в пенсильванском доме, ни в нью-йоркской квартире. Слушайте меня. Я хочу, чтобы вы остались живы, Ченселор. Вы мне очень нужны.
Слова агента напомнили Питеру о недавних выстрелах и возымели должное действие.
— Хорошо, мы будем сидеть в отеле и ждать.
— Кто-нибудь в Нью-Йорке или в Пенсильвании знает, где вы?
— Точно — нет. Известно только, что я в Вашингтоне.
— А ваши друзья знают, где вас можно найти?
— Да, они могут искать меня в этом отеле. Я частенько здесь останавливаюсь.
— В этом отеле вы уже не проживаете, — сообщил О’Брайен. — Выехали вчера вечером. Управляющий дал на этот счет регистратуре четкие указания.
Новость ошеломила Ченселора. Сам факт, что это оказалось так легко устроить, и то, что, по мнению агента, это было необходимо, вынудили Питера сделать непроизвольное глотательное движение. Но вдруг он вспомнил:
— Я же звонил в сервис. Называл свою фамилию и номер люкса. Кроме того, я подписывал счет.
— Черт побери! — взорвался агент. — Этого-то я не учел.
— Рад, что и вы ошибаетесь.
— Хотя надо бы ошибаться поменьше. Варак бы такой ошибки не совершил. Ну, ничего, мы исправимся. Нам нужно всего несколько часов. Просто вы хотите оставаться инкогнито.
— Как же меня зовут?
— Питерс. Чарльз Питерс. Неоригинально, но это не имеет значения. Звонить буду только я. А теперь как можно быстрее свяжитесь с Нью-Йорком, с кем-нибудь, кто знает, что вы в Вашингтоне. Скажите, что мисс Макэндрю и вы решили отдохнуть пару дней и собираетесь отправиться на машине по Вирджинии, через Фредериксберг на Шенандоа. Поняли?
— Понял, но зачем все это, зачем?
— Отелей и мотелей, в которых вы могли бы остановиться, немного. Я хочу посмотреть, кто там объявится.
Ченселор почувствовал, как у него засосало под ложечкой. На какой-то миг он даже лишился дара речи, а затем прошептал:
— Что вы говорите? Неужели вы считаете, что Тони Морган или Джош Харрис участвуют в этом? Если так, то вы просто спятили.
— Я уже рассказывал вам, — ответил О’Брайен, — что ночью все время размышлял. Все, что случилось с вами, случилось из-за книги, которую вы пишете. О большинстве мест, где вы были, не о всех, а о большинстве, этим людям стало известно из вашей рукописи.
— Я и слушать вас не хочу. Они мои друзья.
— У них могло не оказаться выбора, — сказал агент. — Я знаю методы вербовки лучше вас. И потом, я вовсе не утверждаю, что они в этом участвуют, а лишь предполагаю, что их могли принудить. Видимо, проще сказать: не верьте никому. По крайней мере, пока мы не узнаем больше. — О’Брайен понизил тон: — Не верьте даже мне. Я готов к испытаниям, как мне кажется, но меня ведь еще никто не испытывал. Могу только дать слово, что буду держаться до последнего. В общем, не будем терять связь.
Агент резко оборвал разговор, будто ему была дорога каждая секунда. Тот факт, что он сомневался даже в самом себе, был примечателен. Он был человеком неробким, но, очевидно, его здорово напугали. И теперь он признавался в этом страхе самому себе, о чем Ченселору знать было не обязательно.
Питер принялся за завтрак. Смутно сознавая, что ест, он проглотил сок, яйца, бекон и поджаренный хлеб. Его мысли были заняты сообщением О’Брайена. «Видимо, проще сказать: не верьте никому…»
Все происходящее опять казалось Питеру нереальным. Слишком много таинственности и давно изжитых мелодраматических эффектов, чтобы убедить себя в обратном. Все события Ченселор воспринимал как противоестественные, надуманные, даже фантастические.
Его взор невольно скользнул мимо кофейника к блокноту, лежавшему на столе. Он поднялся со стула с чашкой кофе в руке и сел на диван. Открыл блокнот, уставился на запись, сделанную вчера, до того, как опять началось это безумие. Безумие, которое привело его к Куину О’Брайену.
Его в очередной раз намеренно возвращали в это состояние. Теперь он четко осознал это, а кроме того, осознал острую необходимость поделиться своими переживаниями с другими людьми. Он часто воображал, как человека преследуют, как подстраивают ему ловушки, как его охватывает страх и смятение, как он встречается лицом к лицу со смертью, как напрягает все духовные и физические силы в поисках спасения, но пережить нечто подобное ему еще никогда не доводилось. Он решил, что изменения в книге можно сделать позже, а сейчас он последует той канве, которую разработал, и завтра же завершит главу. Он просто обязан описать на бумаге это изведанное им самим состояние безумия.