Рукопись из Тибета

– Ты когда-нибудь пробовал дуриан? – поинтересовался у меня, углубляясь в заросли и раздвигая лианы.

– Что-то о нем слышал, а вот пробовать не доводилось, – отмахиваясь от налетевших бабочек, ответил я, чувствуя, как покрываюсь испариной.

– Вот он, перед тобой, – показал на одно из многочисленных деревьев спутник и прорубился к нему ближе.

На раскидистых, причудливо переплетенных ветвях висело множество здоровенных колючих шишек. Срезав длинный прут, Кайман сбил десяток. Они были золотисто-коричневого цвета, в диаметре сантиметров пятнадцать и весом килограмма три-четыре. Перевязав добычу лианами, главарь сунул мне половину, после чего мы вернулись на берег. Там Кайман ловко расколол четыре плода (пахли они не ахти) и вручил каждому. Похожая на пирожное сердцевина напоминала заварной крем, была такой же сладкой и отличалась нежным вкусом. Я быстро расправился с деликатесом, вождь протянул мне свою половину: «На, возьми, обрыдло. Мне бы хлебца». Совсем, как в известном фильме.

Затем мы продолжили путешествие, и я попросил вождя продолжить сагу о необычном племени.

– Пираха живут в моногамных браках, но ровно до тех пор, пока это устраивает обоих, – прищурился он на солнце. – Если муж плохо охотится и не может прокормить семью, жена ищет себе другого мужчину. Когда же жена не ловит рыбу, не выращивает в огородике овощи и не ходит с собаками в лес добывать мелкую дичь, то муж, с точки зрения пираха, имеет полное право ее бросить. Особенно если та перестала быть молоденькой и сексапильной. Каждый имеет право делать то, что ему хочется, причем никакие стыд и вина не нависают над головами детей природы. Даже маленьких детей тут не ругают и не стыдят. Им могут сообщить, что хватать угли из костра глупо, играющего на берегу ребенка придержат, чтобы тот не упал в реку, но бранить и воспитывать пираха не умеют. Иногда это уважение к чужим правам принимает пугающие европейца формы. Если грудной младенец не берет материнскую грудь – значит, никто не будет кормить его насильно: ребенку виднее, почему не ест. Если женщина, ушедшая к реке рожать, не может разрешиться и третьи сутки оглашает воплями лес – значит, она не хочет этого делать, а желает умереть. Незачем соваться туда и отговаривать ее от этого. Разве что муж может пойти поговорить с ней – вдруг у него найдутся веские аргументы. Пираха знают, что они, как и все живое – дети леса. Вот есть обезьяны, есть ягуары, а есть пираха. Лес полон тайн… даже нет, лес – это вселенная, лишенная законов, логики и упорядоченности. И большую часть того, что там, в лесу, происходит, они не могут увидеть, как крокодил, сидя в реке, не может видеть, что булькает в котелке, поставленном на огонь перед хижиной, лишь запах донесется до его ноздрей. Не больше.

В лесу, по верованию племени, обитает множество духов. Например, туда уходят все мертвые и ведут там загадочный образ жизни, который и не стоит пытаться понять. Лично меня поражает, насколько пираха, жители сельвы, опасаются ее. Однажды там потерялся пожилой охотник, и племя нашло его на третий день буквально ополоумевшим от ужаса. «Понятно, – говорили пираха, – лес посмеялся над охотником как следует». Но страх пираха – это не страх европейца. Когда мы боимся, нам плохо. Они же считают страх просто очень сильным чувством, не лишенным определенного очарования. Можно сказать, что они любят бояться. «Пойду в лес, немного побоюсь и добуду еды», – с улыбкой говорит охотник, вешая на плечо свой длинный лук. Однажды, проснувшись утром, я увидел, что вся деревня столпилась на берегу. Оказалось, туда пришел какой-то знакомый дух, желавший о чем-то предупредить раха, вот они и вышли с ним поболтать. Выйдя на пляж, я обнаружил, что толпа, стояла вокруг пустого места и испуганно, но оживленно с этим самым местом беседовала. На слова «Но там же ничего нет, я там ничего не вижу!» мне ответили, что бледнолицему и не положено видеть, так как дух пришел именно к пираха. А если лесу нужен будет Кайман, вот тогда к нему будет прислан персональный дух в виде мини-самолета или моторной лодки – по их убеждению, с белыми обычно бывает именно так. И вообще, чего это я так беспокоюсь о духах? Ведь белый человек сам пришел сюда из призрачного мира – неужели все забыл о своей прошлой жизни?