Рукопись из Тибета

Мыс Доброй Надежды мы обогнули без проблем и вошли в Индийский океан при благоприятной погоде. Но у Мадагаскара попали в шторм, длившийся несколько суток. Хождение по палубе было ограничено, и после вахт команда обреталась в каютах. Ван Ли, с которым за время плавания я сошелся довольно близко, оказался весьма интересным человеком. В свое время он учился на историческом факультете Пекинского университета, который бросил, став во времена Культурной революции хунвейнбином. Как известно, отряды этих молодых людей, состоявшие в основном из студентов высших и средних учебных заведений, были созданы по инициативе Мао Цзе Дуна для борьбы с инакомыслящими. Однако в ходе революции они вышли из-под контроля и по приказу Великого кормчего были объявлены вне закона. В результате часть молодежных активистов была уничтожена армией и народной милицией, оставшихся выслали в дальние районы на перевоспитание, а некоторые, в том числе Ван Ли, бежали из страны. Неудавшийся историк добрался до Кореи, где нанялся матросом на судно, следовавшее в Латинскую Америку, и связал свою жизнь с морем…

Потом шторм кончился, задул попутный муссон и, завершив двухмесячное плавание, мы бросили якорь на рейде Калькутты.

Далее был таможенный контроль, недолгий карантин, переход в грузовой порт и выгрузка нефти. После чего я получил расчет, пожал руки Ван Ли с другими членами команды и, собрав вещи, тепло простился с капитаном.

– И куда теперь, сынок? – поинтересовался сеньор Хуан, проводив меня до трапа. – Если, конечно, не секрет?

– Познакомлюсь с Калькуттой, а потом отправляюсь в Бутан, – улыбнулся я. – У меня там дела. Спасибо вам за все, что для меня сделали.

– Пустое, – махнул рукой капитан. – Люди должны помогать другу. Удачи.

Глава 2 Неожиданная встреча. Я становлюсь ламой

Первый человек, которого я встретил на причале, был Кайман. В белом европейском костюме и шляпе. Он величаво стоял, расставив ноги в начищенных туфлях, и дымил сигаретой.

– Явление Христа народу? – выпучил я глаза. – Ты откуда здесь взялся?

– Пути Господни неисповедимы, – рассмеялся вождь, после чего заключил меня в дружеские объятия.

А далее сообщил, что спустя пару недель после моего отъезда в деревню наведались иммиграционные власти, начавшие интересоваться им и мною. Мол, незаконно въехали в страну, а значит, подлежат выдворению.

– Это, не иначе, с подачи американцев, – нахмурился я. – Ну и что дальше?

– Я им сказал, мол, ты уже свалил, а куда – не знаю, после чего мне приказали убираться из Венесуэлы, заявив, что в противном случае посадят. Ждать, пока они это сделают, я не стал, и когда власти убыли, дав мне на сборы двадцать четыре часа, провел ряд организационных мероприятий. Для начала назначил Ораху вождем, а Кокои шаманом, сообщив им, что убываю в командировку, вслед за чем, прихватив наличность, отправился к сеньору Мигелю, у которого выяснил, что ты отплыл в Калькутту. Ну а дальше дело техники. Сначала перелет на Дакар, а оттуда сюда. Здесь устроился на работу и вот пришел тебя встретить. Надеюсь, возражений не имеется?

– Обижаешь, – потрепал я друга по плечу. – Ты для меня столько сделал. А я добра не забываю.

– Ну что, тогда поехали ко мне? – сдвинул он на затылок шляпу. – Отметим, так сказать, встречу.

– Нет вопросов, – сказал я. – Двинули.

Оставив позади порт со скользящими в вышине стрелами кранов, жужжащими у судов погрузчиками и снующими там докерами, мы вышли на обширную стоянку, где Кайман подвел меня к небольшому «фольксвагену».

– Мой служебный автомобиль, – сказал, когда уселись в кабину, после чего завел мотор, и мы выехали в город.

Калькутта шумела разноголосицей уличной толпы, гудела клаксонами машин и непередаваемо пахла. Проехав в потоке автомобилей и рикш, мы свернули на одну из улиц и остановились у построенного в европейском стиле рядом с древним буддийским храмом трехэтажного дома. Судя по виду, он знал лучшие времена, но выглядел еще довольно прилично.

– Это гостиница, у меня здесь номер на двоих, – сказал Кайман, и мы выбрались из машины.

В затененном прохладном фойе с допотопной мебелью, скрипящим под ногами паркетом и кожаным продавленным диваном за стойкой администратора нас встретил смуглый пожилой индус в тюрбане и белой накидке, который, поприветствовав гостей, вручил Кайману медный ключ с брелоком. На третий этаж мы поднялись по вытертой ковровой дорожке, поскольку лифт в гостинице отсутствовал, прошли по длинному, с высокими дверьми коридору и остановились у одной. С номером «54».

– Силь ву пле, – сказал вождь, отпирая ее ключом. – Это мои пенаты.

«Пенаты» состояли из прихожей, довольно просторной комнаты, ванной с туалетом, а также выходящей на теневую сторону лоджией, увитой каким-то цветущим растением. Издававшим сладкий запах. Мебель, телевизор и холодильник были шестидесятых годов, но жилище выглядело чистым и уютным.

– Так, ты пока располагайся и, если есть желание, прими душ, а я спущусь вниз, закажу ужин в номер, – сказал Кайман.