– В таком случае ознакомьтесь, – открыл он папку и протянул мне лист пергамента.
Я встал, шагнул к столу, взял его в руки и прочел. «Не верьте этому человеку. Он исчадие ада», – значилось там, а ниже стоял оттиск перстня королевского иерарха.
– Письмо передал мне адресат, – пыхнул полковник дымом. – Как истинный патриот. А мы организовали за вами наблюдение.
– Вот как? – вернув пергамент, вернулся я на свое место. – И каковы его результаты? Если не секрет, конечно.
– Не в вашу пользу. Вы оба европейцы, слуга – сосланный контрреволюционер, а в банке Лхасы у вас валютный счет на космическую сумму. Что имеете сказать? – стряхнул собеседник пепел с сигареты.
– Почему лама Бутана такое написал, это на его совести, – пожал я плечами. – Мы европейцы, но приняли буддизм, что не противоречит религиозным канонам. Сунлинь честный человек, и нас не интересуют его убеждения. А счет в банке – подарок короля Бутана за прорицательства. Кстати, «патриот» сообщил вам об очередном? В отношении Таиланда?
– Это все блеф, – скривил губы полковник. А потом, грохнув кулаком по столу, визгливо заорал: – На какую разведку работаешь, сволочь!
– Попрошу на меня не орать, – бесцветным голосом сказал я. – Допрос нужно вести спокойно.
В следующий момент чекист выскочил из-за стола и хлестнул задержанного по щеке:
– Ты еще будешь меня учить, падаль?!
Составляющие внутри, возмутились «Бей!», я вскочил и дал хаму в ухо. Боец тайного фронта загремел на пол, визжа как резаный поросенок.
А спустя пару секунд в распахнувшуюся дверь вломилась целая кодла охранников. Первого я уложил сразу и сцепился со вторым, но остальные дружно заработали дубинками. Последнее, что я увидел, был тупой носок армейского сапога у лица. Потом в глазах вспыхнуло и погасло…
– Пи-ить, – шевельнул я пересохшими губами. В них ткнулось что-то прохладное, и лама Уваата довольно зачмокал. Как в далеком младенчестве. Затем с трудом открыл глаза, кругом была муть, вскоре рассеявшаяся.
– Где я?
– Среди друзей, уважаемый гуру Уваата, – проворковал чей-то голос, и я увидел сидящего рядом на стуле мужика в круглых очках и наброшенном на плечи белом халате. Рядом с ним стояла средних лет женщина-врач. С фонендоскопом на шее и поилкой.
– Я инструктор ЦК Компартии Китая Лю Цин, – оскалил зубы очкастый. – Как вы себя чувствуете?
– Вашими молитвами, – буркнул я, с трудом подняв руку и пощупав голову. Она была забинтована.
Пальцы наткнулись на нос, там хрустнуло. Не иначе, был сломан.
«Гребаные китайцы», – подумал я, а вслух поинтересовался:
– Сколько я здесь? В этой палате.
– Девятые сутки, – ответила врач, осторожно поставив поилку на прикроватную тумбочку.
– А как в Бангкоке? – взглянул я на инструктора.
– Увы, – там небывалое наводнение и жертвы, – вздохнул тот. – Мы скорбим о наших братьях. Но вы не беспокойтесь, все виновные наказаны, – поправил на мне одеяло.
– В смысле?
– Панчен-Лама лишен сана и отправлен на каторжные работы, а допрашивавший вас начальник госбезопасности Тибета расстрелян. Как проявившие политическую близорукость.
«Круто заворачивают тут марксисты, – мелькнула мысль. – Не хуже Иосифа Виссарионыча».
– Вами заинтересовался сам товарищ Дэн Сяопин, – между тем продолжил партийный функционер. – После выздоровления мы отправимся к нему в Пекин, – легонько похлопал меня по плечу. – А пока отдыхайте.
Затем гость удалился, врач сделала мне укол, и я погрузился в сон. Крепкий и глубокий.
В следующие дни пошел на поправку. Персонал в больнице был высший класс и в процедурах не скупился. Мне склеили нос и провели томографию (внутри было все в порядке), а затем пациент пожелал изменить разрез глаз, что несколько удивило эскулапов. – Так я буду похож на ханьца, – разъяснил я. – Что понравится товарищу Дэн Сяопину.
– Вы уверены? – поинтересовался главный врач.
– Более чем.
В результате мне сделали соответствующую подтяжку.
– А что? Очень даже недурно, – сказал я, когда после нее поднесли зеркало. Оттуда глядела точная копия Джеки Чана. Только бритого.
Спустя еще сутки, меня в палате навестили Кайман с Сунлинем. Когда их подвели к кровати, они недоуменно переглянулись.
– Вы кто? – недоуменно вопросил Кайман.
– Лама Уваата, – прищурил я и без того узкие глаза. – Не узнал старого друга?
– Теперь узнал. По голосу, – прыснул вождь. – А так, вылитый китаеза.
Затем посетители определили в тумбочку пакет с фруктами и бутылкой коньяка, сели на стулья, и я спросил, как они меня отыскали.
– Спустя час после того как ты ушел в город, к нам нагрянули «гэбэшники», – начал Кайман. – И отправили в каталажку. Там стали прессовать, в результате я забыл китайский язык и стал давать показания на пираху. Ну а вот он, – кивнул на ня, – заявил, что как бывший комсомолец желает говорить только с секретарем райкома. Там наш малыш, – потрепал парня по вихрам, – рассказал, что мы оракулы из Бутана и были на аудиенции у Панчен-Ламы, где предсказали наводнение в Таиланде. За что всех незаконно арестовали. Партийного товарища это сообщение заинтересовало, он доложил наверх по команде, и началась разборка.