Рукопись, которой не было

Все подготовленные материалы были заранее отправлены в Лондон по почте. В эти дни Лондон бомбили как никогда. Почта, которая пришла на вокзал Юстон, пропала. Несколько прямых попаданий в вокзал превратили его в груды кирпичей. Тут и там бушевали пожары. Пришлось повторить все сначала.

Зима 1940/41 года

Ближе к Рождеству интенсивность немецких налетов снизилась, в наше отделение поступало меньше раненых, чем прежде, и у меня появилось свободное время. Руди довольно часто ездил в Кембридж. Иногда он брал меня с собой. Поезда редко ходили по расписанию, задержки были весьма длительными. Поэтому Руди увеличили норму талонов на бензин, чтобы по всем делам, связанным с MAUD, он мог путешествовать на машине. Одна из таких поездок мне особенно запомнилась. Дороги были заснеженными, кое-где даже обледенелыми. Сначала все шло хорошо, участок от Бирмингема был посыпан песком. Мы успели обсудить с Руди все, что случилось с нами за последние дни. Он рассказал мне о своей работе, я ему о своей. Когда я упомянула, что раненых стало гораздо меньше, Руди глубоко задумался. Через несколько минут я спросила:

– О чем ты думаешь?

– Знаешь, – сказал Руди, – мне кажется, что я понял, в чем дело. По-видимому, Гитлер отказался от немедленного вторжения в Британию и сосредоточился на чем-то другом. И я даже подозреваю на чем. Он готовится к вторжению в Советский Союз.

– Руди, этого не может быть. Ведь всего полгода назад они заключили пакт о ненападении. Сталин – союзник Гитлера.

– Думается мне, Женя, что у Гитлера не может быть союзников, это противоречит его идее о мировом господстве. Вре́менные попутчики – да, не более чем помощники на отдельных этапах. Но как только он сочтет их бесполезными, немедленно от них избавится. Делить мировое господство со Сталиным или с кем-либо еще – это не его ви́дение будущего.

Хотя мы были женаты уже девять лет и мне казалось, что я знаю каждую его черточку, Руди не переставал изумлять меня неожиданными поворотами мысли или нестандартными логическими цепочками. Он никогда не был полностью однозначно предсказуем, и мне это очень нравилось. Наверное, поэтому наш брак такой счастливый.

Тем временем мы проехали Ковентри, песок на снегу кончился, дорога пошла вниз. Наша машина заскользила, перестала слушаться руля и педалей и на довольно большой скорости врезалась в солидное деревянное ограждение перед поворотом, пробив его насквозь. Все произошло так быстро, что мы не успели толком осознать происшедшее и еще минуту сидели без движения, прислушиваясь к ощущениям в теле – «а целы ли у меня ноги… а руки?».

К счастью для нас, мы отделались легким испугом, в машине, не считая мелких внешних повреждений, вышла из строя только одна шаровая опора. «Ничего, – сказал Руди, – эти машины производят поблизости на заводе Rooters, мы позвоним туда, они приедут и все сделают». Но когда мы туда дозвонились, нам сказали, что отдел запчастей полностью разбомблен. В гаражах Ковентри нужной запчасти не нашлось. Пришлось бросить машину и добираться до Кембриджа на поезде.

Утром следующего дня Руди первым делом побежал в Кавендишскую лабораторию, где его ждал Ганс фон Халбан. Здесь я, пожалуй, отвлекусь, чтобы сказать несколько слов о Гансе.

Да не обманет вас аристократическая приставка «фон». Предки Ганса происходили из еврейской семьи в Кракове. Его дед, по фамилии Блюменшток, перебрался в Вену, где и дослужился до солидного поста в австро-венгерской иерархии. За это император Франц Иосиф I пожаловал ему дворянское достоинство и фамилию фон Халбан. Такое нередко случалось в Австро-Венгрии. Вспомним хотя бы Джона фон Неймана. Отец Ганса был профессором химии.

До войны Ганс работал в Париже в лаборатории Жолио-Кюри, которая занималась медленными нейтронами и цепной реакцией в уране. 8 июня Жолио-Кюри сообщили о предстоящей капитуляции. В его лаборатории хранилось 185 килограммов тяжелой воды – на то время весь ее мировой запас, – наработанный единственным в мире заводом, производящим тяжелую воду в Норвегии. В тяжелой воде водород замещен его тяжелым и редким изотопом, дейтерием. Ядро дейтерия состоит из одного протона и одного нейтрона.

9 марта 1940 года (за месяц до немецкого вторжения) норвежцы передали тяжелую воду Франции, чтобы она не попала к немцам. Жолио-Кюри счел своим долгом немедленно переправить ее в Англию. Сам он решил остаться в оккупированном Париже, а фон Халбана и его сотрудника Льва Коварского отправил в Бордо с 26 канистрами тяжелой воды. Фон Халбан поехал с женой Эльс и маленькой дочерью Молди.

В Бордо они нашли баржу с грузом угля. Капитан этой баржи за изрядное вознаграждение согласился доставить их вместе с тяжелой водой в Англию. Ночью он взял курс на британские берега. Девочка, которой едва исполнился год, спала на настиле, выложенном из канистр.