Рукопожатие Кирпича и другие свидетельства о девяностых

Теперь я понимаю, откуда взялась мечта о социализме: когда люди тебе улыбаются, угощают метаксой, а потом… потом действуют не в твоих, а в собственных интересах, ужасно хочется сделать так, чтобы они этих интересов не имели, чтобы ничто не мешало нам улыбаться друг другу без всякой задней мысли. Ужасно жалко, что состязательность может быть изгнана из жизни лишь вместе с самой жизнью! А то вглядишься в заботы зазывал и торговцев – так их же ещё и пожалеешь. Для нашего брата челнока повсюду набран русскоязычный штат: наш великий и могучий слышится всюду. Аки племя иудейское… В добрый или недобрый час вспомнили наши бывшие соотечественники о своей неполной русскости? Эта милая брюнетка, стесняющаяся хватать тебя за руки, заваливая всё новыми и новыми мехами, – наверно, она была счастливее в качестве старшего технолога в Подмосковье. А эти братишки из Уфы – может, им лучше было бы по-прежнему слесарить, а не бегать среди кромешной тьмы по сверкающим отелям, заманивая в какой-то сказочный магазин, страну Муравию, где торгуют себе в убыток. «Запомните их хорошенько!» – гремит наша Гренадёр-баба, отправляясь с ними во тьму. Они натянуто улыбаются – бакшиш у них грошовый (кажется, по-гречески это именуется лептой?). Время от времени проносится слух, что своих избранников они могут взять на Олимп – черпать прямо с фабрики.

Самое отвратительное, что есть в жизни (и без чего, увы, нет жизни), – это борьба. А стоит на шаг отступить от неё – и начинается рай. Отель скромный, то есть, по советским меркам, очень хороший: кровать, холодильник, ванная – наших братских могил здесь, видно, тоже не строят. Выходишь на улицу в плавках, босиком проходишь сто метров до моря. С лотков без всякой очереди и хамства набираешь каких вздумается фруктов (я и не знал, что простой персик способен на целый день наполнить комнату ароматом), горячий хлеб, на твоих глазах извлекаемый из элегантной печи (только там видишь потного торговца, но и он улыбается без малейшей натуги), в молочной (но побыстрее, не то схватишь насморк) берёшь холодное молоко, йогурт с размякшими ягодками на дне (столько сортов – вечная проблема выбора, от которой тоже избавляет социализм), и – горячий песок, сияющая лазурь, халявные пластиковые топчаны – наживка, подброшенная хозяином кафе: ты только приляг, а там, глядишь, и не удержишься от стакана прохладного пива, сока, кофе глясе, шашлыка из кругленьких сладких пончиков.

Пробуксовывая в песке подведомственного ему пляжа – километра три по солнцепёку, – без устали с восхода до заката обходит нежащуюся публику с подносом на плече юный грек лет десяти, подёрнутый по загару золотистым пушком. Он родом из Ташкента, здешних греков не любит: они злые, всё время подгоняют, в Ташкенте было лучше. Но греки, по крайней мере, купеческое слово держат: назови адрес – хоть из другого города доставят ваши шубы – аккуратнейше скрученные в чёрных пластиковых мешках, заклеенных скотчем. Укладывай в автобус – места полно – и кати в Софию, как белый человек.

Мы прибыли на границу без четверти ноль – через пятнадцать минут истекала наша виза. Всё шло точно по расписанию. Утром София, в полдень – самолёт. Мимо автоматчиков и колючей проволоки въезжаем на залитый прожектором асфальтовый нейтральный пятачок: гофрированный навес, витринные стёкла конторы, но на витрине мы, а не эти усатые люди в униформе. «У нас всё законно», – твердим мы себе, но сами-то знаем, что закон – тайга. «Тысяча марок, тысяча марок…» («Сначала её, потом себя, сначала её, потом…»)

Внезапно – никто не слышал этой команды, она разнеслась телепатически, но все разом начинают понуро выбираться из автобуса, не поднимая глаза – каждому известна инструкция завоевателей (не древнегреческая ли?): «Убивайте гордых!» «Выгружайте!» – разносится телепатически. Наши чёрные тючки, аккуратные, как почтовые посылки, вывалены на пыльный асфальт; расшвыривая их ногами, взад-вперёд прохаживается гневный усатый коротышка (замухрышка, шмакодявка, мандавошка, соплей перешибёшь), напоминающий шпанёнка на танцплощадке, покровительствуемого взрослыми блатарями. Бледная руководительница группы пытается забежать вперед, разъяснить, что у нас всё в точности по декларации, что, если мы распакуемся, нам будет до утра не упаковаться, что утром у нас самолёт…

«Это ваши проблемы!» – мы без переводчика понимаем эту формулу развитого капитализма, она же формула развитого социализма: «Нас это не е…!» Коротышка скрылся в конторе, а мы остались под прожекторами. Каждый знает – законов нет, возьмут и конфискуют, требуй потом через международный суд в Гааге. Ну, не конфискуют, так размажут штрафом. Или задержат на… Сколько дней мне потребуется здесь отсидеть, чтобы пришлось сначала её, а потом себя?