Рукопожатия границ

Все, к кому подходил Степка, гладили его. Прощенный на юте, Степка перебежал на бак к боцману Петрову, приласкался к рыжему комендору с усами Сафонову, второму усачу Рыжову, к Николаю Цибикову — прославленному коку. Повиливая хвостом, Степка забрался под пушку и крепко отоспался там за всю бессонно проведенную ночь.

Теперь Степка выработал еще одно правило: непременно извиняться в случае нарушения дисциплины.

Каждый вечер с наступлением темноты катер уходил в дозор. В походе оружие было наготове, учебные стрельбы не проводились, и Степка предпочитал палубу, особенно в летние, душные ночи. Приляжет возле вахтенного и чутко наблюдает за ним и за морем. И острые же глаза у Степки! Однажды вахтенный проглядел плывущее по курсу лохматое бревно, вернее, целый ствол чинары, вырванной с корнем в бурю и вынесенной в море кипучим течением горной реки. Заметив бревно, Степка залаял. Нетрудно было догадаться, что привлекло его внимание. Катер отвернул от опасного предмета, и вахтенный наградил своего приятеля «Раковой шейкой». Отныне Степка добросовестно правил дежурство на верхней палубе, отсыпаясь вместе с командой по возвращении к месту дневной стоянки.

Случались со Степкой и неприятности, о которых стоит рассказать. Нечего греха таить, собачонка была не в меру любопытным существом. Обычно у Степки не складывалось цельного впечатления о новом месте, если он внимательно не знакомился с ним.

Катер получил задание перейти в другой район побережья. На второй-третий день свободные от вахты матросы решили провести культпоход на выставку цветов. Степка равнодушно оглядел выставку и тихонько удрал от своих друзей, совершенно упустив из виду одно, неизвестное ему обстоятельство. Для большого курортного города разгуливающий без ошейника любимчик экипажа был всего-навсего бродячей собакой. Мало соприкасаясь с коварством людей и полный доверия к ним, Степка подпустил к себе человека, вооруженного причудливой снастью, напоминавшей Степке рыбачьи наметки на Черноморском побережье.

Медно-рыжий, вечно хмельной детина, инвалид труда, ловко накинул сетку на пса и, невзирая на отчаянный лай и сопротивление, швырнул его в вонючий ящик. Опыт подсказывал собачнику: щенок избалованный и слабо знакомый с подлинной жизнью.

— Вот что, сержант, — сказал собачник постовому милиционеру, наблюдавшему за операцией, — попалась сытая псина и барчуковатая. Вполне возможно, какой-то важный притащил из Москвы. Вам заботы могут выйти, а мне, ежели хозяин найдется, в аккурат полмитрича обеспечено…

— Понятно, — ответил сержант милиции, — подожди с ним. Вреда от него не видели, а шкура — чепуха, мелкая.

Катерники деятельно разыскивали пропавшую собачонку. Благодаря совету милиционера Степка остался жив и вскоре был доставлен на пограничный корабль самим собачником.

— Ошейник надо, ребята, — посоветовал он обрадованным матросам, пересчитывая собранные по кругу деньжата. Ладно мне попался, душевному человеку, а то налетит и на другого, и забодает тот вашего кобелька в порядке выполнения промфинплана.

Моторист Полушкин смастерил ошейник из старого матросского ремня. Медную литую пряжку достали на базаре.

— При таком безответственном руководстве загубим собаку, — сказал этот разумный крестьянский паренек, приучивший себя с детства к пониманию как своих, так и чужих печалей. — Кто-то должен один отвечать за него…

И все же Степка оставался верен себе, несмотря на появление нового шефа. Полушкин, безусловно, завоевал известное предпочтение, но все же Степка не обижал и остальных членов экипажа. Лучше не привыкать к одному — так подсказывал горький собачий опыт. Матросы менялись, уходили в запас, переводились на другие корабли, а Степка неизменно оставался на месте.

— Если бы ты был даже Рублев, а не Полушкин, и то Степка не признал бы исключительно только твою личность, — подшучивал комендор Сафонов, обучая собачонку несложным гимнастическим упражнениям.

— А я и не требую, — отвечал Полушкин, — но заботы о живом существе помогают мне чувствовать себя человеком.

Из люка просовывалась голова в берете, и Николай Цибиков, пользуясь своим положением кока, отзывал Степку и, подманивая его куском бараньей печенки, требовал:

— Покажи, как боцман разговаривает.

Степка становился на задние лапы и сердито лаял, пока не получал обещанную награду.

Не всегда спокойно текла жизнь боевого экипажа. Приходилось ходить на операции, гоняться за контрабандистами и нарушителями, приводить на буксире якобы заблудившиеся рыбачьи фелюги. Степка наряду со всеми нес беспокойную вахту, и с каждым днем все более и более привыкали к нему моряки, считая его неотъемлемой частью своего маленького экипажа.