— Руками не цапать, на пальцах бывают заусенцы, — назидательно сказала она.
— Как же их тогда носят? — спросил я, недоумевая и стыдясь своего невежества.
— Их носят на ногах, а хиба ж на ногах бывают заусенцы? А надевать надо в перчатках. Бачите? — Она показала мне серебряную фирменную марку, окруженную красивой английской надписью. — Высший сорт — прима! Поди пошукай, таких нигде не найдешь. И всего двести пятьдесят карбованцев.
Поскольку весь разговор на привычном для Одессы южнорусском жаргоне велся совершенно серьезно и стоящие вокруг зрители из числа товарок моей продавщицы и просто любопытных не выражали никакого удивления по поводу столь невероятной хрупкости товара, что его разворачивать нужно в перчатках, я решил, что меня не обманывают, и заплатил деньги.
— Дамочка ваша здесь? — спросила тогда продавщица.
— Какая дамочка? — не понял я.
— Для которой чулки. Не для вас же?
— А-а, конечно. Но моей дамы здесь нет. Повезу в подарок.
— Об этом я и балакаю. Далеко?
Я подумал было, что эти лишние вопросы не что иное, как проявление обычного дамского любопытства, но все же ответил:
— Дня через четыре подарок будет вручен.
— Тогда слухайте сюда, молодой человек, — сказала торговка. — Два часа в день их нужно проветривать.
— Кого?
— Чулки. Это же нейлон. Иначе воны спортятся. И вечером мыть в теплой воде. Обязательно. Ни в яком случае не в горячей. Локотком побачите, яка вода, вроде того, що купаете дитенка. Трошки терпеть можно — и мойте на здоровьечко. И купите себе перчатки, не то задерете.
— Да вы что, смеетесь?
— Я смеюсь? Или, вы думаете, мы в театре? Перчатки имеются тамочки, у мадам.
Она показала на противоположную сторону переулка.
Делать было нечего, я купил нитяные перчатки и, полный мыслей о принятой на себя ответственности (пара чулок — с ума сойти — двести пятьдесят рублей!), отправился в гостиницу.
Вечером, натянув нитяные перчатки, я развернул чулки и два часа прогуливал их на гостиничном балконе. К ночи я выкупал их в теплой воде и повесил сушить. Три раза ночью я вставал, чтобы проверить, сохнут ли они и как себя чувствуют. Они чувствовали себя хорошо, наверняка лучше, чем я (хотя бы потому, что им не нужно было просыпаться). И каждый раз, прежде чем прикоснуться к чулкам, я натягивал белоснежные нитяные перчатки, точно милиционер, готовящийся к параду.
После покупки проклятых чулок денег у меня осталось в обрез, но ехать на палубе или в третьем классе я теперь не имел права — на моей обязанности лежал надлежащий уход за чулочной парой. Поэтому в кассе предварительной продажи я взял билет второго класса, прикинув, что денег на еду и на автобус Сочи — Адлер должно хватить.
Увы, в таких случаях всегда бывают осложнения. Вы думаете, я смеюсь? Нет, ведь мы не в театре. Когда через день я сдавал гостиничный номер, оказалось, что с меня следует еще за сутки, — я совсем выпустил из виду, что после двадцати четырех часов началось новое число, а в тот год в гостиницах не брали за полсуток. Короче говоря, мой капитал сразу уменьшился больше чем наполовину, и я сел на теплоход с острой заботой о нейлоновых чулках и с денежной суммой в кармане, равной двадцати восьми рублям сорока пяти копейкам (все суммы, естественно, указываются в старом исчислении). Коридорной теплохода нужно было заплатить десятку за белье, на все про все у меня оставалось восемнадцать рублей и три пятнадцатикопеечных монеты. В моем положении и они что-то значили.
Из-за минной опасности теплоходы в тот год курсировали только днем, темную часть суток они оставались в портах, поэтому от Одессы до Сочи путешествие длилось чуть ли не четыре дня. Грустная перспектива, когда в кармане денег у тебя раз-два — и обчелся. И нужно было не забывать о такой мелочи, как автобус Сочи — Адлер.
В первый день я не завтракал и не обедал. Я закусил кое-какой провизией, бывшей у меня с собой, два часа прогуливал дурацкие чулки на палубе, потом купал их в теплой воде, потом сушил. Хорошо еще, что их не нужно было кормить.
Моим соседом в двухместной каюте оказался полковник, едущий отдыхать в Махинджаури. Как водится, мы быстро познакомились, постояли у борта, поглядели на дельфинов, сыграли в шахматы.
— Чем это вы занимаетесь целый день? — спросил он, с удивлением глядя на мои манипуляции с чулками.
Я объяснил.
— Да-а, — протянул полковник неопределенно. — Чего только не сделает женщина с нашим братом!.. Не пора ли ужинать? — тут же деликатно перевел он разговор.
— Знаете, что-то нет аппетита, — сказал я, скрывая с трудом голодную тоску.