Рулетенбург

Я готов под суд идти, только бы с ней видеться.

Я был там, я видел ее! Как это случилось, до сих пор понять не могу!.. Она плакала, целовала мои руки, – но она любит другого! В эти два дня вспоминала прошлое и ее сердце опять обратилось ко мне. Она мне сказала: «не плачь, не грусти, не все еще решено; ты и я и более никто!» Я провел не знаю какие два дня, это было блаженство и мученье нестерпимые! К концу второго дня я уехал с полной надеждой.

Но вполне вероятная вещь, что отсутствующие все же виноваты.

Так и случилось! Письмо за письмом, и опять я вижу, что она тоскует, плачет и опять любит его более меня…

Я пропал, но и она тоже…

Ей двадцать девять лет; она образованная, умница, видевшая свет, знающая людей, страдавшая, мучившаяся, больная от последних лет ее жизни в Сибири, ищущая счастья, самовольная, сильная, готова выйти замуж теперь за юношу двадцати четырех лет, сибиряка, ничего не видавшего, ничего не знающего, чуть-чуть образованного, начинающего первую мысль своей жизни, тогда как доживает, может быть, последнюю мысль.

Не губит ли она себя снова? Он учитель в уездной школе, имеющий в виду 900 рублей ассигнациями жалования. Через несколько лет он ее бросит. Что с ней будет в бедности, с кучей детей и приговоренною к Кузнецку? Что, если он оскорбит ее подлым упреком, что она рассчитывала на его молодость, что она хотела сладострастно заесть его век, и ей, чистому, прекрасному ангелу, это, может быть, придется выслушать!

…Разрывается мое сердце.

Я говорю с ней обо всем этом. Она слушала и была поражена. Но у женщин чувство берет верх даже над очевидностью здравого смысла.

Резоны мои упали перед мыслью, что я на него нападаю, подыскиваюсь: она плакала и мучилась. Мне жаль стало, и тогда она вся обратилась ко мне – меня жаль!