— Ну, было не так уж плохо. Зато весело. Ребенок несчастен, только если ему скучно. Что расстраивало — так это еда. Корам разбирался в еде и готовке примерно как… ты!
— Ну, спасибо.
— Серьезно говорю, это был ужас. Он клал сахар в суп, и все такое, понимаешь? Те еще помои. Как только я чуть подрос, начал сам готовить, и, знаешь, мне нравилось. Я стал поваром.
— Ясно.
— Но что еще хуже — дуэлянт из Корама был так себе. Немного умел фехтовать, чуток — стрелять из лука, самую малость — метать ножи. Всего по чуть-чуть. Выручало его упорство. Подумаешь, стрела в ухо попала — не бежать же домой! Получив глубокую рану, он не падал на землю, не стонал и не звал доктора — его и десяток ранений не останавливал. Как-то вечером заявляется папаша домой, бледный как полотно. Испугался я до жути! Соперник перебил ему две артерии, а отец продолжал дуэль и победил! А потом сам забинтовал рану. Две недели питался сырой телячьей печенью и пил свиную кровь, пока снова не встал на ноги. На дуэлях ему откромсали и прострелили все, что только можно: три пальца на передних лапах и два на задних, один глаз, пол-уха — кусок тут, кусок там. Если собрать все вместе — вышел бы целый гном. Вот почему я выучился фехтованию. Подумал: однажды от него отрежут последний кусок, и ничего не останется.
— Не хочешь больше? — Урс кивнул на недоеденную поросячью ножку.
Румо помотал головой. Урс укусил ножку и продолжал с набитым ртом:
— Кораму бы и в голову не пришло заставить меня работать — это была моя идея. Подобрав меня в снегу, он решил, что из меня выйдет отличный сторожевой пес. Когда щенки превращаются в больших и сильных вольпертингеров, многие пугаются, а он нет, он обращался со мной, как с собственным сыном. — Урс отложил ножку. — Ну вот, я попросил научить меня фехтованию — больше для самозащиты, ведь я подолгу оставался один, когда отец отправлялся на дуэль. Мы упражнялись, тренировались, сражались, и скоро я заметил, как плохо он фехтует — гораздо хуже меня. Мне ужасно хотелось превзойти отца, и скоро это удалось. Я не дал ему этого заметить, поддавался, позволял ему побеждать, а сам совершенствовался и мог бы уложить его хоть кочергой. И вот однажды его наняли для дуэли с Хогом Хонне, огромным диким свинотом, самым знаменитым и опасным соперником Северного края. На его счету — больше четырех сотен дуэлей, и ни одной он не проиграл. Выступить против него было бы для Корама самоубийством, я же был в отличной форме и очень хотел попробовать силы в настоящем бою. И я придумал простенький план. Нужно убедить Корама отправить меня на дуэль вместо себя. И я убедил его лопатой для угля — треснул по черепушке, да так, что чуть не убил. Взял две лучшие сабли и двинул на дуэль. Сказал всем, что я Корам Марок. Хог его раньше не видел, так что поверил. Этот Хог Хонне и впрямь кое-что умел, пару минут продержался, но потом я порвал его на куски. Не убил — я ни разу никого не убил в бою, — но искромсал так, чтоб больше о дуэлях и не помышлял. Отлично помню, о чем думал тогда по дороге домой: «Эге, да я кое-что умею!» Вот только я ничуть не обрадовался. Ну да ладно. Когда я вернулся домой, Корам как раз очнулся. Я сказал: «Ну и отделал же ты этого Хога, папаша! Уложил на обе лопатки. Но и тебе досталось на орехи!» — «Ничего не помню», — ответил Корам. Я приготовил ужин: седло барашка, обжаренное в тимьяновых сухарях, и салат из помидоров черри.
Урс откусил еще кусочек поросячьей ножки.
— Вот только Хог Хонне стал всем показывать свои раны и трезвонить повсюду, какой тертый калач этот Корам Марок, непобедимый фехтовальщик, и все такое. И, конечно, очень скоро во всей Цамонии не осталось такого головореза, кто не желал бы помериться силами с этим самым Корамом.
Урс вздохнул.
— На меня будто лавина обрушилась: Йогур-Палач, Эрскин с Утеса, Гахийя-Три-Клинка, Рускин-Сабля, Зденек-Троя, Шериф Йоули, Хоку-Беззубый — чуть ли не каждую неделю к нам в дверь колотил очередной сорвиголова и требовал Корама. Выручала лопата для угля. Потом я выходил во двор и показывал болванам где раки зимуют. Когда же Корам приходил в себя, я рассказывал ему одно и то же: дескать, Корам изрешетил этого типа, но в последнюю секунду и сам схлопотал. Корам едва успевал приходить в себя в промежутках между дуэлей. Я смекнул: если так пойдет и дальше, у папаши окончательно поедет крыша, но ничего умнее придумать не мог.
Урс сделал глубокий вдох.
— И вот однажды в дверь забарабанил Эвел Многолапый, самый страшный дуэлянт во всей Цамонии. На самом деле лап у него столько же, сколько у тебя и у меня, но те, кому случалось с ним драться, уверяли, будто их целая дюжина. Я потянулся за лопатой, но ее на месте не оказалось. И в ту же секунду — бах! — сокрушительный удар по башке той самой лопатой, и в глазах потемнело. Долго я водил Корама за нос, но все же он меня раскусил и отплатил мне той же монетой. А когда я очнулся, отец лежал на снегу в красной лужице.
Урс всхлипнул, слеза скатилась по щеке и впиталась в шерсть.