Читаем Румынская повесть 20-х — 30-х годов полностью

И пустился в гору на пузатой своей кобыле. Седла под ним не было — одна косматая попона. Шубенка была туго подпоясана, на голове красовалась большущая кэчула.

Георгицэ смотрел ему вслед и смеялся.

Витория немедля направилась к шинку господина Василиу. Надо было сделать большой привал, отдохнуть, поесть.

Владелец питейного заведения выглядел справным хозяином: носил очки и все записывал в книжицу. И плешина на голове, не иначе — шибко ученый. Короткими толстыми руками он поправил на животе синий передник. Стало быть, аккуратен не только в записях, ценит и опрятность. По обеим сторонам дощатых полок, уставленных тесными рядами бутылок, виднелись другие полки и ящики, набитые всяким добром.

Он достал для Витории из бочки жирную селедку, деликатно держа ее двумя пальцами, опустил на чистую бумагу и положил на опрятный, тщательно выскобленный столик. Принес теплого еще хлебца. Выцедил из небольшого бочонка два высоких стакана пенистого пива.

Для усталого и голодного нет лучше питья, подумала горянка. Но Георгицэ не привык к подобному зелью. Пригубил и отодвинул стакан, решил — пиво прогоркло.

Господин Йоргу Василиу легко передвигался в своих войлочных туфлях и уважительно отвечал на все вопросы. Они сидели одни — других посетителей в этот час не было. Косые лучи солнца поблескивали в оконных стеклах. Был час пополудни, и Витории показалось, что ветер стих. Уверившись, что это так, она ощутила легкую тревогу. И все же решила продолжить расспросы.

Искусно подбирая слова, заговорила с шинкарем о деле.

Хозяин заведения уточнил год и месяц, покопался в книге записей, поразмыслил, напряг свою память и вспомнил именно то, что было нужно: действительно, в такой-то день такого-то месяца тут проходили овечьи гурты.

«Значит, и тут все сходится, — подумал Георгицэ. — Поедем дальше».

Однако Витории и этого было мало. Ей нужно было выведать все и о хозяевах гуртов. Дело известное: сперва прошли овцы с чабанами и со всем скарбом, собаками, ослами, а потом уж показались и овцеводы.

— Именно так, — кивнул после долгого раздумья господин Василиу. — Потом уж показались и овцеводы.

— Сперва сделали привал гурты с чабанами. Стали ждать хозяев.

— Нет, — покачал головой господин Василиу. — Чабаны получили по хлебцу и прошли не останавливаясь.

— А следом приехали хозяева, верно? Верхами?

— Именно так, как говоришь. Приехали следом, верхами. Оба спешились, и я поднес им то же, что и вам теперь: селедку, хлеб и пиво. Товар у меня — первый сорт. Я давно завел этот порядок, с тех пор, как наверху итальянцы прокладывали дорогу и мосты.

— Их было не двое, а трое, — спокойно заметила Витория.

— Нет, двое.

Витория заморгала, словно ослепленная мглой, внезапно объявшей душу. Господин Йоргу повторил свои слова, но она молчала, погрузившись в думы, словно ждала, когда мрак в ее душе рассеется. Теперь она и впрямь чувствовала, что ветер стих. Скатившись вниз, в долину, он тут же унялся. То был верный знак — дальше ехать нельзя. Надо воротиться. Она ничуть не сомневалась, что Некифора среди тех двух не было. До этого места он не доехал. Никаких следов его, еще живого, здесь быть не могло.

— Их было двое? — спокойно и внимательно переспросила она. — Один большой, с заячьей губой, другой маленький такой, чернявый.

— Именно так, — подтвердил господин Василиу. — Они самые. Да я этих людей, сдается, знаю. Они тутошние — из соседней долины. Губастого так и зовут «Заяц». Хотя нет, маленького звать Зайцем. Они уехали вслед за гуртами.

— А неизвестно, воротились ли оттуда?

— Должно быть, воротились, как только устроили овец на зимовку. Второго звать Калистрат Богза.

— Которого?

— Того, с заячьей губой. Видишь, их было двое, я даже их имена вспомнил. Что же ты все про троих толкуешь?

— Так, втемяшилось что-то, — пробормотала она, полузакрыв глаза. — Теперь понимаю: их было ровно столько, сколько ты сказал.

Мгла постепенно рассеивалась. В Сабасе их было трое. На этой стороне горы Стынишоары, в Сухе, Некифора Липана уже не было. Где же он? Не в поднебесье же взлетел, не сквозь землю провалился. Разгадка таилась в этих местах, между Сабасой и Сухой. Калистрата Богзу и его товарища можно найти дома — в одной из двух долин. От них прежде всего должна она узнать, что сталось с Липаном: к солнцу ли взмыл, поток ли его унес.

Волею божьей следы, конечно, сохранились. Ее долг — воротиться и найти их. Святая Анна уж и знак подала — остановила ветер, повернула его в обратную сторону.

Примет, подобных этим, оказалось немало.

Внезапно в глубине комнаты отворилась дверь с маленьким круглым оконцем на уровне головы. Чей-то зоркий глаз уже не раз приникал к этому окошку. Теперь показалась обладательница зорких глаз. То была круглолицая женщина, пышногрудая, широкобедрая. Господин Йоргу отступил в глубину комнаты, освобождая место для сборчатой юбки супруги. Горянка сразу сообразила, что эта женщина, белолицая, дебелая, в красных чулках и мягко шлепающих домашних туфлях, достойна самого пристального внимания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза
The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза