Румынская повесть 20-х — 30-х годов

При этом Богза с веселым удивлением посмотрел на нотариуса и примаря, которые тоже, казалось, были удивлены. Витория молчала, склонив голову. Но тут вмешалась супруга господина Йоргу Василиу.

— Да вы что, не знаете, добрые люди, что муж этой женщины до сих пор домой не воротился?

Богза вопросительно на нее уставился. У шинкарки задергалось веко. Он скривил в улыбке рот.

— Ну не воротился домой — а мы-то при чем? Чем помочь можем?

— Помочь, конечно, вы ничем не можете, — мягко ответила Витория, не поднимая головы. — А приехала я, горемычная, спросить вас, его дружков-приятелей, о чем говорил, когда вы расставались. Куда направился? Может, из слов его я пойму, где его надо искать.

Богза засунул руки за широкий пояс и сочувственно взглянул на женщину.

— Что я могу сказать? — ответил он, пожимая плечами. — По пути сюда из Дорны мы уговорились насчет продажи овец. Отсчитали ему деньги. Часть внес Куцуй, вот он сам тут. Другую часть заплатил я. Потом расстались. Липан очень торопился.

— Если бы знать, где все это случилось… — вздохнула Витория.

— Где случилось? В пути, конечно.

— А в каком именно месте?

— Ишь чего захотела, — рассмеялся Богза. — Да разве назовешь точное место? Помнится, мы останавливались у Креста итальянцев.

— А в какую сторону он поехал, когда вы ему деньги отдали?

— Как в какую? Обратно повернул, домой.

— Уж вы не гневитесь, господин Богза, — проговорила Витория. — Я хотела узнать, не проговорился ли он ненароком, что, мол, не собирается домой.

— Не сержусь я, хотя все расспросы не очень мне по нутру. Если что примстилось — прямо и скажи. Не ходи вокруг да около, словно пчела, готовая ужалить.

— Что вы, что вы! Возможно ли? — возразила горянка, осеняя себя крестным знамением. — Сохрани меня бог от эдаких дурных мыслей и наговоров. Я только хотела узнать, не слыхали ли вы от него таких слов?

— Таких слов не слыхали. — Богза вздохнул, окончательно успокаиваясь. — Только мы ему деньги выложили — он и пустился в путь.

— У Креста итальянцев?

— Сказано, там.

— А гурты ушли вперед?

— Как водится.

— Выходит, ни чабаны, ни гуртоправ не видели его? Ни о чем с ним не перемолвились?

Витория вздохнула. Низко опустив голову, она ковыряла пол прихваченной в корчме палочкой.

Тут с притворным равнодушием вступила в разговор супруга господина Йоргу Василиу.

Оглядев портреты на стенах, она смежила веки, словно хотела этим показать, что в глупых затеях чужачки она не участница.

— С того, кто ничего не знает, многого не возьмешь, моя милая, — заметила она.

Не отрывая глаз от цигарки, которую скручивал, Богза рассмеялся и кивнул: верно замечено.

— От женщины скорее добьешься толку. Мужик знай себе молчит. Может, другие скажут поболе: корчмари, у которых муж твой заночевал, или свидетели, из тех, что видели, как они уговариваются и отсчитывают деньги.

Витория медленно подняла голову. Богза прикурил, глубоко затянулся и носом выдохнул густую струю дыма.

— Вот и все, — заключил он. — Что знал, что вспомнил, все выложил. Может, Куцуй знает еще что.

— Ничего я больше не знаю.

— Если свидетелем тогда был чабан, так можно же ему написать и поспрошать его, — не унималась корчмарша, обращаясь к Витории. — А если был чужой, так можно поехать, поговорить с ним, лишь бы знать, кто именно.

— Ладно, поглядим, ежели что вспомнится, я скажу, — согласился Калистрат. — Только я, добрая женщина, о другом думаю. Что, если ему старое приелось и потянуло на свеженькое?

— Как ты сказал, господин Калистрат?

— Что, если он нашел себе другую кралю? — ухмыльнулся тот.

Все заулыбались.

— Это пускай, — усмехнулась и Витория. — Лишь бы не беззубая с косой.

Богза шумно сопнул и отбросил цигарку. Все молчали. Женщины двинулись к двери.

— Уж ты сделай милость, не серчай, господин Богза, — проговорила, выпячивая губы, Витория, — ты ведь был мужу приятелем. Так что я еще загляну к вам. Может, что и вспомнится, тогда скажете.

— Ладно, — согласился тот. — Стало быть, едешь?

— Еду, что же делать. Искать его надо, один он у меня. Искала его на большой дороге, теперь придется обшарить тропки, а то и овраги. Святая Анна Бистрицкая укажет мне верный путь.

Весь вечер Георгицэ учился уму-разуму у господина Василиу. А женщины, уединившись в горнице, долго сидели, думая, что бы еще предпринять. Жена господина Василиу изъявила готовность побывать у Богзы и Куцуя дома, сперва повидать распрекрасных женушек, потом сравнить их сметку и красоту, поглядеть, чего в них больше. А уж коли и с помощью жен не удастся разобраться в сновидениях муженьков, в их пьяных беседах, тайных признаниях, тогда одна надежда, что вышние силы рассеют мрак. Силам человеческим есть свой предел.

— Мой Липан любил одну присказку, — проговорила Витория, и глаза ее опять подернулись влагой.

— Что за присказку?

— Тень свою не перескочишь. Это про нас. А может, и не только про нас.

— Верные слова. Истинно верные.

Вдруг Витория в смятении прикрыла глаза. Примерещилось, что Липан внезапно повернул назад, вышел из неотвратимо поглощавшей его мглы и, показав ей свое лицо, произнес четкие, одной ей слышные слова.