Читаем Румынская повесть 20-х — 30-х годов полностью

Ночью во сне видение повторилось. И одновременно сказалась и другая примета, которую она ждала: снова задул ветер, на этот раз с юга. Следуя прежним решениям и новым советам, мать и сын оставили на постоялом дворе теплую одежду и часть поклажи и на несколько дней переехали в Сабасу, по ту сторону горы. Госпожа Мария не поскупилась на советы и напутствия, как вести дальше дело. Но Витория следовала своим потаенным помыслам.

Солнце снова набирало силу. Поднимаясь по большому извилистому тракту на Стынишоару, Витория и Георгицэ слышали грохот оживших потоков. С особой яростью звучал он под арками каменных мостов, перекинутых через пропасти.

Держась русла набухших ручьев, они спустились в Сабасу и сделали привал в доме добрых знакомцев — у господина Томы. Насколько мал и неприметен господин Василиу, настолько могуч и осанист был господин Тома. А вот жена его была мелковата, хоть язык у нее подвешен не хуже, чем у госпожи Марии. Только говорила она медленно и как-то загадочно. Тут же открыла Витории, что всю жизнь побаивалась супруга. Хотя он почище иного монаха знал наизусть и «Александрию», и «Хождение богородицы по мукам» и смиренно бил поклоны утром и вечером перед божницей, с ним случались приступы гнева, когда он мог турнуть любого — что твой единорог. А вообще человек он незлобивый, отходчивый: остынет — и тут же спохватится, что сегодня усов еще в чарке не мочил.

В застольной беседе с новыми приятелями в Сабасе Витория поведала им обо всем, что сделала, увидела и узнала на той стороне. Потом попросила у них совета и просьбу одну высказала.

Советовали хозяева много и сбивчиво. А в ответ на просьбу гостьи корчмарь тут же встал из-за стола и сказал, что готов проводить ее по деревне. Такого случая ради обрядился он в новый кожушок. Пригладив длинные пряди волос ладонями, он нахлобучил на голову кэчулу, взял из-за двери длинную палку и вышел на улицу; гостья следовала за ним.

Витория прихватила с собой тот самый белый прут, которым ковыряла пол примэрии в Сухе. Она носила его под мышкой, словно нужную вещь, хотя, конечно, никакого прока от прутика быть не могло. Они прошли вдоль деревенской улицы, залитой талой водой. Люди отсиживались в избах, рассыпанных под горой и на юру, — редко кто выползал на свет божий — посидеть на завалинке, поглядеть на прохожих.

— Сойдут последние снега — все тут же повылезут из своих берлог, — заметил господин Тома. — А пока, по заведенному в горах обычаю, селяне спят. Дело известное: самый сладкий сон — мартовский.

По дороге Витория нет-нет да заглянет в чей-нибудь двор.

— Потерпи, скоро дойдем, — говорил господин Тома, потряхивая кэчулой.

Они поворотили в заулок, огибавший крутолобую гору. В глубине виднелся крепко сбитый, богатый двор. Подойдя к забору, господин Тома стукнул палкой в ворота. Тут же отозвались псы. Витория поспешила вперед и первая отперла калитку. На всякий случай вытащила прутик из-под мышки. Господин Тома последовал за ней, внимательно оглядываясь, чтобы ничего не пропустить.

Три пса кинулись навстречу со свирепым лаем. Самый большой, стоявший посередине, вдруг остановился. Остановились и остальные, потом отошли в сторону, продолжая тявкать. А средний стоял на месте и пристально глядел на пришедших. То был серый лохматый пес. Уши и хвост у него были укорочены — как заведено у чабанов в горах.

Витория перебросила прутик в левую руку, правую протянула к собаке.

— Лупу!

Она выкрикнула это слово так тихо, что господин Тома едва разобрал его. Но выкрикнула она его изо всей мочи.

Пес узнал ее: подойдя к хозяйке, улегся у ее ног, тихо поскуливая, словно жаловался. Потом поднял морду, облизнул руку, ласкавшую его.

Мучительная слабость охватила Виторию, и все же в ней теплилась радость: в найденном животном была частица ее пропавшего мужа.

<p><strong>XII</strong></p>

Господин Тома знал, что должно произойти, и все же не смог скрыть удивления. Легко ли такому поверить: приезжая женщина с берегов Таркэу-реки и находит тут, в Сабасе, собаку своего мужа! Не менее удивлен был и хозяин двора. Стоило женщине позвать собаку, та сразу же отозвалась и радостно признала свою хозяйку. В ответ на вопросы Витории он пояснил, что собака приблудная — пришла сюда минувшей осенью откуда-то из горных отрогов. Он увидел, как она бродила около ворот, потом, взбежав на ближайший взгорок, залаяла с подвывом — так воют одинокие псы. Затем спустилась в село и растянулась на земле у забора. Горец догадался, что пес отстал от проходивших мимо гуртов. По всему было видно, что собака верная и умная, и он велел жене принести ей кусок холодный мамалыги. Положив еду недалеко от собаки, хозяин отошел. Собака приблизилась, схватила мамалыгу и с жадностью ее проглотила. Потом подошла к воротам и стала ждать. Хозяин отпер ворота. Пес вошел, и тут на него накинулись две домашние собаки. Но гость не побежал, не бросился в драку, даже не оскалил клыков: слегка изогнувшись, дал понять хозяйским собакам, что он потерялся и ищет хозяина и товарищей. И двинулся дальше, к амбару. И собаки приняли его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза
The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза