Румынская повесть 20-х — 30-х годов

Связующей нитью, если всмотреться в нравственную подоплеку развертывающихся событий, проходит через всю повесть мысль о любви. «Любовь, застолье да стародавний дедовский обычай» — это, по словам автора, устои народной жизни, принципы народной этики и формы ее проявления. Любовь между Виторией и Некифором, как изображает ее Садовяну, это земное чувство, и в то же время в ней есть что-то неприземленное, нечто более сильное, чем просто семейная близость. Четко и образно это выражено автором, передающим размышления Витории об увлечениях ее мужа: «Один раз были черные глаза, в другой — голубые, какая-то немка. Понимала она, что для такого мужчины, как Липан, это лишь забава, вроде как выпить стакан вина или сорвать ветку. Все равно превыше всех для него она, в ней была сила и тайна, над которыми Липан был не властен». И сама Витория, потерявшая мужа, мучительно гадающая, что же могло с ним случиться, вдруг явственно ощущает, что любит Некифора любовью властной и мощной, какой любят землю и солнце, какой любят жизнь. Любовь толкает ее на разгадывание тайны исчезновения мужа, взывает к отмщению, она становится этической силой, взывающей к возмездию за нарушение гармонии в жизни, требующей восстановления попранной человечности. Любовь оборачивается судьей и исполнительницей приговора, она выступает как Фемида, у которой в одной руке весы, в другой меч.

Но если любви и суждена роль Фемиды, то с полной объективностью она должна отнестись в первую очередь к самой себе, ибо по самой своей природе она вовсе не беспристрастна, а напротив, ей суждено быть пылкой, горячей, сумасбродной, иногда безумной. Таким образом оказывается, что любовь — один из столпов народной этики — сама по себе целый этический мир, внутри которого есть собственное добро и зло, есть своя праведность и неправедность. Так возникает еще одна проблема, которую ставит Гарабет Ибрэиляну в повести «Адела».

Видный литературный критик и общественный деятель, отстаивавший всю свою жизнь права трудового крестьянина, ратовавший в литературе за реалистическое отображение деревенской жизни, и вдруг на закате творческой деятельности преподнес миру элегию о любви! Казалось бы, что молодая Генриэтта Ивонна Сталь и пожилой Гарабет Ибрэиляну должны были бы поменяться местами: начинающему писателю, да еще женщине, скорее пристало бы описать любовную историю, а умудренному опытом человеку, наоборот, показать суровую правду деревенской жизни. Но все было как было! И ничего парадоксального, если вдуматься, в этом нет. Ивонна Сталь превратила в литературное явление тот кусок деревенской жизни, которому сопереживала, мучаясь и радуясь вместе с Войкой и ее мужем Думитру. Иное дело — Гарабет Ибрэиляну, который шел к своей повести путем мыслителя, философа, моралиста.

Родившись в семье весьма среднего достатка (отец его был счетоводом, а мать портнихой), Ибрэиляну в годы ученичества вел традиционную жизнь талантливого мальчика из низов: упорно и жадно учился, а чтобы учиться, подрабатывал, как это чаще всего бывало, репетиторством. Обостренное чувство справедливости приобщает гимназиста к марксистскому кружку, но потом его захватывают идеи «попоранизма» — русского народничества, перенесенного на румынскую почву, — среди которых наряду с культуртрегерством главной была идея справедливого воздаяния крестьянству, «главному работнику» нации, несправедливо униженному, идея «расплаты за долги», которые копились столетиями у тех, кто пользовался и пользуется крестьянским трудом. Учитель гимназии, а потом профессор Ясского университета, Г. Ибрэиляну в 1907 году становится членом редакционной коллегии журнала «Вьяца ромыняскэ», основанного Константином Стере, идеологом и главным поборником попоранизма. Румынская общественная мысль, напряженно сосредоточенная вокруг крестьянского вопроса, порождает и литературу, в центре которой крестьянская жизнь, народные характеры, литературу социально насыщенную и реалистическую, правдивую до грубого натурализма. И волею судеб, можно сказать, во главе этой литературы становится Ибрэиляну, человек широких литературных взглядов, с тонким художественным вкусом, принципиальный демократ, человек большой души, поборник справедливости.

Однако жестокая правда жизни отвергала прекраснодушный идеализм попоранистских идей, упования на возможность создать социальную гармонию между имущими классами и трудовым крестьянством на основе милосердия, доброжелательности, одним словом, на почве любви, понимаемой в расширенном и возвышенном смысле. Попоранизм отмирал сам собой, вытесняемый жестоким детерминизмом классовых отношений. Это чувствовал не только Садовяну, отдавший дань попоранизму в начале века до первой мировой войны, но и Ибрэиляну, которого следует назвать одним из столпов попоранизма.