В приюте тощая, желтоглазая и жестокая мать Арайя била по рукам тех, кто ворует с кухни еду. Заставляла вытянуть руки и била костяным стеком по пальцам, пока не выступала кровь. А потом говорила, что бог не любит, когда человек ворует и когда ест, как животное. Человек должен есть только хлеб, честно заработанный в поте своего лица – и за столом, прочитав молитву, а не грызть ворованные сухари по углам, словно крыса. Его она тоже била два раза. Он хотел сказать ей, что не наедается тем, что дают в трапезной, но не сказал – решил, что мать Арайя слишком злая, чтобы понять его.
А эта булка лежит на столе и будто говорит: "Возьми меня, мальчик! Возьми и съешь – ты же знаешь, никто не будет бить тебя за это по рукам!"
Он взял булку и сразу надкусил. Булка была мягкая, пахнущая сдобой, ванилью и корицей. Совсем непохожая на безвкусные, отдающие плесенью и старыми тряпками хлебцы из серой муки, что он ел в приюте. Настоящая домашняя булка. Испеченная нежными руками любящей женщины. Как все те булки, которые он съел за эти дни.
Держа булку в руке и откусывая от нее понемногу, он поднялся на второй этаж дома. Здесь было тихо. Он прошел по галерее и тут почувствовал едкий неприятный запах. Пахло из открытой двери впереди. Он подошел и заглянул внутрь.
Светловолосая женщина, та самая, что пекла для него булки, стояла у большого стола, заставленного какими-то горшочками, стекляшками, хитрыми штуками из гнутой бронзы и серебра и прочим непонятным хламом. Она что-то делала, но что именно, он не видел – женщина стояла к нему спиной. Он шагнул внутрь, и тут половица заскрипела у него под ногами.
Женщина обернулась. Руки у нее были в кожаных перчатках, и она держала щипцами закопченную чашку, из которой шел вонючий пар.
– Ты? – спросила она. – Чего тебе?
Он не знал, что сказать. Просто стоял, сжимая в руке булку. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами – правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, – и улыбалась. Он шагнул к ней, взял свободной рукой за платье. Ткань была мягкая, приятная на ощупь.
– Мама, – сказал он.
– Что ты сказал? – Женщина перестала улыбаться.
– Мама, – повторил он. – Мама.
Чашка упала на пол и разбилась. Женщина заплакала. Присела на корточки, схватила его, прижала к себе. Он чувствовал, как содрогается в рыданиях ее грудь. И еще чувствовал тепло. Настоящее. Такое тепло, какого не испытывал никогда в жизни.
– Сыночек мой! – прошептала женщина. – Милый мой!
– Мама, – повторил он, думая о булке. И еще о веснушках на лице женщины. У него у самого такие же. Как он раньше этого не замечал?
– Повтори еще раз, что ты сказал, – попросила женщина.
– Мама, – просто ответил он. Ему нравилось, как звучит это слово.
– Хорошо, – женщина выпустила его, вытерла слезы. Он увидел, что она улыбается. – А теперь иди, мой сладкий. Маме надо работать….
– Варнак! Во имя всех богов, Варнак!
Видение исчезло. В ноздри ударил душный спертый запах – вонь плохо выделанных кож, мочи, сырости, морской соли и гниющего дерева. И лицо над ним, освещенное масляной коптилкой – это не мама. Не Наставница Сигран.
– Браск?
– Боги, ты очнулся! – Молодой сид заулыбался, и Варнак услышал, как за спиной брата всхлипнула Эрин. – Мы уж думали…
– Я в порядке. – Варнак пошевелился и почувствовал боль в суставах и спине. Огляделся, понял, что не ошибся – их бросили в трюм кога. Идиоты!
– Господин, ты был без чувств почти сутки, – сказал Браск. – Мы никак не могли привести тебя в чувство.
– Это все кармическая ловушка, – ответил Варнак, поднявшись на ноги. Голова кружилась, и тело горело огнем, но охотник не собирался сдаваться. – Инквизиторы умеют мучить своих пленников. Сутки, говоришь? Я еще легко отделался. Что-нибудь случилось за эти сутки?
– Не знаю. Нас бросили в этот трюм вместе с тобой. Что они сделают с нами, Варнак?
– Ничего не сделают. Этот пес решил везти меня в Кревелог, чтобы передать Трибуналу. Решил прикончить меня с соблюдением всех церемоний. Большая ошибка с его стороны.
– Ты собираешься освободить нас? – Глаза Браска заблестели в полутьме.
– Конечно. Не люблю оставлять свои долги неоплаченными. – Варнак некоторое время молчал, потом посмотрел на сидов. – И мне понадобится ваша помощь. Браск, ты разбираешься в картах и прокладывании курса?
– Конечно, меня отец учил.
– Молодец, – похвалил Варнак и посмотрел на забранный решеткой люк над головой. – Готовы?