В феврале я поехал в Кейп-Чарльз, чтобы помочь Кимберли перевезти маму в ее новое жилище. Но когда настала пора отправляться в «Зал наследия», центр по уходу за страдающими болезнью Альцгеймера, я не смог заставить себя сесть в машину. У меня было такое чувство, что я предаю ее. В редкие моменты ясности она говорила, что не хотела бы находиться в окружении больных людей и чтобы за ней ухаживали незнакомцы. Я смотрел, как удаляется машина Кимберли, понимая, что мама уже никогда не будет жить в своем доме.
Позже в тот же день в ее дом приехал представитель Университета Эмори и приклеил ярлычки к десяткам коробок с ее пьесами, дневниками, письмами и фотографиями. Я оставался в Кейп-Чарльзе еще три дня, упаковывая вещи мамы. Там я получил электронное письмо от Криса Костмана, хозяина и директора ультрамарафона Бэдуотер, в котором он поздравлял меня с тем, что меня выбрали для участия в забеге 2013 года. Я уже плакал, разбирая мамины пожитки, и письмо Криса вызвало еще один поток слез.
Перед отъездом из города я заехал попрощаться с мамой. Она сидела в телевизионной комнате центра по уходу. Я немного постоял в дверях, наблюдая за тем, как она разговаривает с пожилым мужчиной в кресле-коляске. Ей было всего 69 лет, и она выглядела моложе всех остальных в помещении. У меня разрывалось сердце.
– А ты что тут делаешь? – спросила она с искренним удивлением, когда я подошел к ней.
Я обнял ее. Мы поговорили о том, какая хорошая на улице погода, и о том, скоро ли зацветет кизил. Я рассказал ей о Бэдуотере и о том, как рад снова принять участие в этом забеге.
Она пожала мне руку:
– Это хорошо. Я люблю тебя.
Судя по ее глазам, она хотела сказать мне что-то еще, но не могла подобрать слова.
Для меня это было не просто очередное путешествие. Это было начало нового этапа в моей жизни.
Я покинул «Зал наследия», испытывая благодарность к его сотрудникам за то, что они ухаживают и следят за ней. Я надеялся, что ей понравятся другие его обитатели и что ей там не страшно. Я надеялся, что она не ощущает боли. И еще в глубине души я понимал, что она долго не продержится.
В середине марта я озаботился своим финансовым положением. В журнал я устроился не на длительный срок. Я был благодарен Стиву за его предложение – оно позволило выбраться из реабилитационного центра и встать на ноги, – но сейчас мне была нужна настоящая работа. Я подумывал о том, чтобы вернуться в ремонтный бизнес, но прошло довольно много времени с тех пор, как я исправлял вмятины на корпусах автомобилей. Я не был уверен, что помню, как это делается. Я начал названивать своим бывшим работникам. Мне вовсе не хотелось оставаться начальником, и я был не против поработать на кого-нибудь из них. Проблема заключалась в том, что на дворе стоял март, а значит, было слишком рано для дождей с градом. Затем я позвонил Скотту Блайнду, своему старому знакомому и одному из лучших мастеров по исправлению вмятин. Он обрадовался, услышав мой голос, и сказал, что в Атланте, словно по волшебству, только что прошел град и в одной из его мастерских скопилось много заказов. Он спросил, не могу ли я приехать на следующее утро. Я ответил, что мне нужно получить разрешение на поездку, но я очень хочу поработать, так что пусть он пока придержит для меня местечко.
Позвонив своему инспектору, я объяснил ситуацию. Она напомнила, что обычно разрешение на поездку подается за неделю. Я практически умолял ее отпустить меня. Она перезвонила через полчаса и разрешила мне поехать, но при определенных условиях. Во-первых, она хотела лично поговорить по телефону со Скоттом, чтобы он подтвердил, что я буду у него работать. Во-вторых, она хотела, чтобы я переслал ей свою фотографию на фоне вывески мастерской. Я уверил ее, что это не проблема.
Я погрузил в свой «Додж-дуранго» старые инструменты, которые один знакомый продал мне за 1500 долларов, и выехал в полночь, надеясь поспеть к началу рабочего дня. Я ехал всю ночь и, несмотря на плохое состояние автомобиля, добрался до Атланты в 5:30. Потом я поспал с часок, а когда проснулся, увидел, как на меня через окно смотрит один из моих прежних работников. Я вздрогнул от неожиданности, и он засмеялся. Потом он проводил меня к менеджеру, который дал мне задание.
Чинить вмятины на машинах – скучная работа даже в обычных обстоятельствах. А я к тому же несколько лет не брал в руки инструменты. Раньше я был одним из лучших, а теперь мне казалось, что стал одним из худших. Пару раз даже пришлось попросить других работников помочь мне выправить выбоины, с которыми я не мог справиться самостоятельно. В первые дни у меня ныло все тело от головы до ног, но потом стало лучше. Я выполнил все условия инспектора и проработал две недели. Несмотря на усталость, я заработал 15 000 долларов, которые позволили бы мне продержаться некоторое время. Поблагодарив Скотта и всех, кто мне помогал, я поехал обратно в Северную Каролину.