Руны судьбы

– Где дорога? – Санчес с интересом обернулся.

– Да вот же дорога, здесь! – объявил аркебузир, топнул ногой и сделал несколько шагов, проваливаясь в снег не по колено, а едва по щиколотку. – Старая просека. Видите? – он помахал рукой, указывая вверх. – Деревья тонкие и выросли недавно, в два ряда.

Все задрали головы.

– А и верно, – оглядевшись, согласился Родригес. – Рудничная нитка, не иначе. Ну и глаз у тебя, Мануэль. Я вот не заметил, всё только вниз да вниз…

– Чего выпятились? – не выдержал Киппер. – Дорога и дорога. Что в ней эта… такого особенного есть? Эка невидаль, открыл Америку… Дорога… Раз рудник здесь был, должна дорога тоже быть. Она нас к нему и выведет. Пошли.

Десятник проверил, хорошо ли ходит в ножнах меч, и первым двинулся вперёд.

– Дурацкое время года! – ругался сквозь зубы Родригес, отряхивая об колено снег со шляпы и вытирая мокрое лицо перчаткой. – Ну что за мерзкая страна! Летом сыро, зимой холодно, а весной и осенью – и сыро и холодно. Caray![87] Как здесь только люди живут?

Жевать табак Родригес тоже бросил, когда добрались до сугробов. Он пыхтел, ругался и расчищал алебардой проход. Усы его, обычно гордо бодавшие небо, намокли и обвисли как две чёрные сосульки. Настроение у остальных солдат тоже было ни к чёрту. Киппер ещё утром высосал все запасы водки и пребывал в настроении холодном и безумно мрачном. Поводов для тревоги не было, лес был первозданно тих, только снег скрипел под ногами, но солдаты вздрагивали, поводили оружием и косили взглядом. Теперь, найдя дорогу, все воспряли духом, обменялись солёными шуточками, зарядили зубы свежей жвачкой и двинулись дальше. Первыми шли Киппер и Санчес с Родригесом, за ними – Хосе-Фернандес с Мануэлем, далее – Михель и сумасшедший Смитте. Тропа не позволяла идти по трое. Замыкающими шли монахи и Анхелес, как видно, не желающие упускать из виду подопечных.

В таком порядке они и вывалились на поляну.

Михелькин стоял и оглядывался, щурясь в наступающем полумраке. Лесная проплешина вся была в старых следах, даже свежий снег не в силах был их скрыть. Солдаты воспрянули духом.

– Вон они, следы-то, – скребя в затылке, высказал общую мысль Хосе-Фернандес. – Вишь, как растоптался… Здесь он, а? Святой отец?

Брат Себастьян перевёл взгляд на Томаса, адресуя вопрос ему. Мальчишка помедлил, словно прислушивался, и кивнул.

– Он здесь, – сказал монах.

– Смотрите! Смотрите! – воскликнул Санчес. – Там огонь!

Все повернулись, куда он указывал; солдаты для верности выставили перед собою алебарды. Наступила пауза. Наконец Анхелес сплюнул жвачку и упёр алебардину древком в землю (точнее, в снег).

– Чего ты разорался, Алехандро? – сказал он. – Увидел и увидел. Орать-то зачем?

– Con mil diablos[88], – пробормотал Родригес, не сводя взгляда с зелёного огонька, виднеющегося меж дерев, – что это там такое? Почему он зелёный?

Санчес покачал головой.

– Тот, лысый, что-то говорил про заброшенные штреки. Может, это рудничный газ горит?

– Рудничный синим горит.

– Какая разница? – Анхелес решительно потеребил белёсый ус. – Если там огонь, значит, его кто-то развёл, вот и всё. Пойдём туда и сами всё посмотрим.

– Верно! – пьяно и отважно встрепенулся Киппер. – Точно! Ну? Что вылупились? Зелёного огня не видели? А ну, держись ровнее! Подтянись! Про тыл не забывать! Эй, держи пузана!.. Himmeldonnerwetter! Распустились? Уже забыли, сколько страху натерпелись? Хотите ещё?

Анхелес, щурясь, посмотрел на крикуна. Поиграл желваками. Ничего не сказал. Солдаты запоздало и смущённо заоглядывались, запереминались. Смитте стоял и пустыми глазами рассматривал небо.

Родригес положил за щёку свежий ком табаку и принялся мрачно жевать.

– Надо идти, – сказал неуверенно кто-то.

– Значит, пойдём, – кивнул Родригес.

– Но там нас могут ждать…

– Значит, дождутся, – заявил Анхелес и оскалился в усмешке. Оглянулся. – Мануэль? Мануэль, где ты там? Надеюсь, хоть сейчас-то порох у тебя сухой? Давай зажигай свою фитюльку. А ты, hombre, – обернулся он к Михелькину, – присмотри за этим, – он кивнул на спятившего толстяка.

– Хорошо, – сказал Михелькин, втайне обрадованный, что ему не надо сражаться.

– Ты чего такой бледный? Испугался, что ли? Не дрейфь и подтяни штаны, с нами не пропадёшь. Главное – не суйся в пекло. На, возьми, – Анхелес вынул из ножен свой любимый кривой кинжал и рукоятью вперёд протянул его Михелю. – Если что, бей вот так – снизу вверх. У него клинок изогнут, целься в грудь, не коли, а режь и непременно что-нибудь заденешь в кишках и вытянешь наружу. Comprendes?

Михелькин гулко сглотнул.

– Да.

– Тогда пошли.

– Погодите! – Санчес обернулся к Себастьяну, опустился на одно колено и преклонил главу.

– Святой отец, благословите.

Солдаты с пониманием переглянулись и молча последовали его примеру, разом, все, включая Томаса и Михелькина. Смитте остался стоять, Михелькин дёрнул его за руку и заставил опуститься рядом. Киппер не удержался на ногах, икнул и повалился на бок. Его подняли, поставили прямо, нахлобучили обратно слетевший берет. Наконец возня закончилась и воцарилась тишина.

Брат Себастьян воздел руку.