Руны судьбы

«Pater noster, qui es in coelis…» – зазвучали в вечерней тишине слова молитвы.

Восемь голосов нестройным хором повторили первую строку. Смитте молчал.

«Sanctificetur nomen tuum…» – продолжал монах.

Михелькин стоял и вспоминал, как молодой монашек вёл их прямой дорогой, ведомый, не иначе, божьим вдохновением; как все они прошли обратным маршем полстраны и вернулись в его родную деревню. Как задержались в «Серпе и молоте», чтобы запастись едой и шнапсом, и как святой отец полдня расспрашивал шароголового кабатчика о всех окрестных скалах и лесах…

«Adveniat regnum tuum…»

…как лошадь Киппера и ослика, на котором ехал брат Себастьян, оставили в конюшне при корчме на попечение Вольдемара и дальше двинулись пешком. И, видно, поступили правильно, поскольку на подходах к тёмному запущенному лесу возле старых рудников внезапно всеми овладел такой непостижимый липкий ужас, что животные наверняка взбесились бы и понесли. Лишь усердная молитва обоих монахов и беспрестанная ругань испанцев удержали маленький отряд от бегства…

«Fiat voluntas tua…»

…как потом, когда всю ночь в кустах трещало и шипело, в темноте блестели зубы и глаза, стукали камешки, костёр то гас, то вспыхивал, все обожглись по очереди и кто-то в них кидался шишками с вершин деревьев. Как потом ударили стрелой и зацепили Мануэля в мякоть набивного рукава, а Фернандесу поленом рассекли скулу. Как Смитте хохотал и корчил рожи и бросал во тьму снежки. Как Родригес дважды разъярённо вскакивал и с рёвом врубался в кусты, прежде чем его успевали оттащить назад, и как на второй раз его алебарда окрасилась кровью…

«Sicut in coelo et in torra…»

…как всю вторую ночь они прождали, сбившись в тесное кольцо вокруг костра и ощетинившись железом пик, подбрасывая дров в огонь и подкрепляя дух глотками водки и молитвой. Водка кончилась к утру, дрова сгорели в угольки, молитва иссушила рты. И кто-то невидимый свистел в вершинах сосен и стаскивал с них одеяла, но маленький монах был непреклонен и упрямо вёл их всё вперёд и вглубь, туда, где посреди глухого леса торчал белёсый зуб разрушенной скалы.

Наконец над поляной нестройным хором прозвучало последнее «Amen». Некоторое время все молчали. Снег холодил Михелькину колени. Слой его здесь оказался неглубок, будто его регулярно очищали или вытаптывали, и когда кто-то из молящихся переступал затёкшими ногами, внизу потрескивали пересохшие стебли высокой травы. Внезапно резко потеплело. Снегопад прекратился, вместо него с небес пошла едва заметная косая морось. Откуда-то приполз разрежённый холодный туман, приполз и повис над поляной, как мокрое белёсое одеяло. Холодный воздух сделался невыносимо липким и противным. Сердце Михелькина судорожно сжалось. Он сглотнул.

– Asi sea[89], – наконец сказал Анхелес. Усталое и бледное лицо испанца было серьёзным и непроницаемым. – Andamos[90].

Солдаты встали и с предосторожностями двинулись вперёд, туда, где сквозь туман и мокрое переплетение ветвей мерцал зловещий колдовской маячок.

«Маячок» оказался окном, застеклённым бутылками. Очертания длинной приземистой хижины разглядеть удавалось с трудом – к этому времени стемнело уже основательно.

– Ave Maria purissima![91] – с облегчением и, как показалось Михелю, отчасти с разочарованием выдохнул Родригес. – Всего-то! Это же только дом.

– И дымом пахнет, – поддакнул ему Санчес, потянув носом. – Ха! Там кто-то есть, внутри. Живёт здесь и нисколько не таится.

Анхелес сосредоточенно рассматривал строение из-под ладони. Его интересовало совсем другое.

– Две двери, – наконец сказал он. – Вторая заколочена.

– С чего ты взял?

– Тропа ведёт только к одной, вот с чего.

– Наверное, сзади есть тоже дверь, – резонно заметил Родригес.

– Наверное… Что скажете, padre? Пойти и постучаться, как тогда?

– Ни в коем разе, – ответил Себастьян. Молодой монах тоже отрицательно помотал головой. – Действуйте так, будто берёте клан монетчиков. Compelle intrare[92] и сразу вяжите всех, вяжите, но не убивайте.

Киппер пьяно задвигал руками, замычал, как видно пытаясь отдать необходимые распоряжения, но Анхелес его опередил.

– Ясно, – сказал он. – Родриго, разделяемся. Вы с Санчесом берёте дверь – он крепкий малый, справитесь. Дальше как обычно. Хосе, ты стереги вторую, как тогда в Нормандии, помните? – (Каталонец молча вскинул стиснутый кулак.) – Я зайду назад и посмотрю, что там. Ты, как тебя… Мигель? Следи за полудурком. Я сказал: «следи», а не держи за руку! Caray! как ты держишь оружие?! Это дюссак, а не кухонный нож, имей к нему уважение! Будь наготове. Мануэль! Держи в прицеле дверь. Только не пальни по своим, крапивное семя.

– За крапиву ответишь.

– Mamon… Десятник, ты что-то хочешь мне сказать?

Киппер уже наладился возразить, но упёрся взглядом в ледяную синь испанских глаз, негромко булькнул животом, захлопнул рот и энергично помотал головой. Претензий к плану не возникло.

Анхелес кивнул, обернулся и махнул рукой своим соратникам:

– Adelante![93] – скомандовал он.