Руны судьбы

Всё равно обратного пути ему не было: позади не оставалось ничего.

Только холод и ветер.

Ветер и холод.

Он шёл.

* * *

Наутро снег утих. Мир побелел совсем по-зимнему, и пускай в холодном воздухе не чувствовалось морозной сухости, ясно было, что зима не за горами. Было тихо, только водопад шумел у каменной чаши. Луч утреннего солнца бил в окно, окрашивая комнату зелёным сквозь бутылочные донца, и когда Золтан выглянул из-под одеяла, дом имел самый странный вид, какой только можно представить.

Усталость и невзгоды минувшего дня сделали своё: остаток ночи Золтан проворочался на нарах, но уснуть не смог, лишь впадал время от времени в тяжёлое глухое забытьё. Что касается Жуги, то он, похоже, не ложился вовсе. Как только удалось успокоить девушку, он загорелся мыслью истопить ей баню и до самого рассвета топал за стеной, таская воду и дрова. Об ужине все как-то незаметно забыли. В соседней комнате оказалась не то старая кухня, не то в самом деле баня (интереса ради Золтан заглянул туда). Там были печка с каменкой, большой котёл и даже лавки, вот только старый деревянный водосток давно разрушился, швы разошлись, доски прогнили, и вода сюда не поступала. Пока травник возился с плитой, девушка недвижно сидела на кровати, закутавшись в одеяло, и бросала изредка в сторону Золтана опасливые взгляды. Чуть только печка протопилась, она сгребла одежду в охапку и удалилась мыться, затворившись изнутри. Из-за двери донёсся плеск воды. Зашипел пар. Золтан потянулся и зажмурился. «Тоже помыться, что ли? – подумалось ему. – Старею…»

– Не угорит? – участливо поинтересовался он, лишь теперь садясь и опуская ноги на пол. Раньше встать он не решался, опасаясь испугать девушку ещё сильней.

– О ней позаботятся, – так же загадочно, как в прошлый раз о лошади, ответил травник.

Золтан нахмурился. Потянулся за сапогами.

– Она что, боится меня?

Лис поднял взгляд. Усмехнулся. Золтан молча и сосредоточенно всматривался в его лицо, ища следы перемен, которые произошли за эти годы.

Жуга изменился мало. Добавилось морщинок возле глаз, грубее стала кожа, складка залегла на лбу. Старый-престарый шрам на виске стал почти незаметен. Усмешка у него, однако же, осталась прежняя – не добрая, не злая, а такая, словно бы он знал чуть больше собеседника, но говорить об этом не хотел.

– Ты себя в зеркале видел? – внезапно спросил травник.

– Нет… А что? Хвост у меня, что ли, вырос?

Рыжие брови сошлись.

– Не шути так.

Он встал, прошёл к камину, отыскал среди россыпи безделушек маленькое зеркальце, подышал на него, потёр о рубаху на груди и протянул Золтану:

– На.

Глаза у того изумлённо расширились. В следующее мгновение он схватил зеркало обеими руками и весь подался вперёд.

– Аллах милосердный… – выдохнул он, коснулся щеки и торопливо отдёрнул пальцы, словно боялся обжечься или продавить ненароком кожу. Перевёл взгляд на Жугу. – Что… это?

Было отчего удивиться, даже испугаться. Кожа Золтана была бледной, как у мертвеца, под ней синели вены, губы посерели, на лбу блестел пот, глаза с кровавой жилкой лихорадочно блестели. Двухдневная щетина и обгоревшие волосы дополняли картину и очарования ему, естественно, не добавляли.

– Жуга, что это?!

– Та дрянь, которой ты вчера нахлебался. Ладно хоть вовремя додумался срыгнуть. Да и то, наверное, не спал сегодня, а?

Золтан убрал зеркальце, сложил ладони на коленях и некоторое время сидел неподвижно, пытаясь унять сердцебиение. Сглотнул тягучую слюну.

– Что здесь происходит? – спросил он тихо, глядя вниз. Руки его подрагивали. – Что было на той поляне? Кто эти «они», о которых ты всё время говоришь, а, Жуга?

– Потом объясню, – уклончиво ответил травник. – Это долгий разговор. Да не дёргайся ты так! Я же сказал, что объясню. Мне тоже надо собраться с мыслями. Слишком много случилось в последние дни. Глотни вина, прогуляйся, проветрись. Лошадь, вон, сходи проведай. Я пока завтрак приготовлю.

Все попытки Золтана продолжить разговор закончились ничем, Жуга установил над очагом котёл и принялся возиться с овощами. Поразмыслив, Золтан решил последовать совету и вышел на крыльцо. У чаши водопада поплескал в лицо студёной, пахнущей огурцом водой, утёрся рукавом и направился в конюшню, оставляя на свежем снегу отчётливые оттиски.

Снаружи дверь была подпёрта колышком, Золтан убрал его, вошёл и тут же убедился, что травник не врал: за лошадью в самом деле присмотрели. Рыжая кобыла стояла вытертая и накрытая попоной, хрустела меркою овса, а хвост её и грива были расчёсаны, а кое-где заплетены в косички. Вальтрап сушился на перегородке, седло, уздечка и сбруя висели в амуничнике. За спиной хихикнули, совсем как тогда, на поляне. Золтан стремительно развернулся на каблуках, так стремительно, что закружилась голова, и с подозрением огляделся, но никого не обнаружил. Окно и дверь были закрыты. Покачав головой, он потрепал лошадь за шею; та доверчиво потянулась к хозяину, тронула рукав, зашарила губами по ладони. Золтан мысленно обругал себя за то, что не захватил со стола хоть хлебной корки, погладил шелковистую гриву и вышел.