Руны судьбы

Она забыла, что хотела сказать. В запале Ялка даже не вспомнила, что сама пустилась в странствия – это теперь казалось не важным, отошло на задний план. Сейчас она была такой, как тогда в лесу, при первой их встрече. Уверенность, с которой Лис с ней разговаривал, не допускала возражений, словно травник всё решил заранее, и за себя, и за неё. Раздражение росло и ширилось, девушка всё говорила и говорила, а когда умолкла, почувствовала непонятное облегчение и опустошённость. Остатки кокона порвались. Ялке пришла в голову странная мысль, что если из кокона выходит бабочка, то кем была до этого она?

Кем?

Ей стало нехорошо, она опустилась на кровать и спрятала лицо в ладонях.

Всё это время травник терпеливо ждал, когда она кончит кричать, без тени усмешки смотрел ей в глаза, а когда она выговорилась, ещё минуту-другую сидел в тишине.

– Хорошо, – наконец сказал он. Хлопнул себя по коленкам, будто принял решение, кивнул и встал. – Если ты хочешь, я буду звать тебя так. Хотя и не вижу смысла: имя – это совсем не то, что ты о нём думаешь.

– Почему ты думаешь, что я останусь здесь?

– Я не думаю, – мягко, с оттенком горечи сказал Лис, – я знаю. Тебе придётся остаться.

Она подняла к нему лицо. По щекам её катились слёзы.

– Почему? – сдавленно спросила она.

Лис промолчал, стянул с гвоздя свой рыжий плащ, подхватил с лавки посох, заплечный мешок и… вышел из дома.

Даже не попрощался.

Несколько мгновений Ялка оторопело смотрела на закрывшуюся дверь, потом вскочила и, как была босая и в рубашке, побежала к ней. Распахнула рывком, окинула округу торопливым взглядом, опустила глаза и осеклась. Замерла, где стояла, не чувствуя ни холода, ни снега под ногами. Слова, которые она хотела крикнуть Лису вслед, застряли в горле и умерли. Она просто стояла и смотрела вниз. Только вниз.

В маленькой долине было пусто. Ни души. На пятьдесят шагов в любую сторону, от самой кромки леса на востоке и до подножия скал на западе. Вчера мело. Ночная завируха спрятала проплешины земли под белым покрывалом, одела пушистым еловые лапы, намела возле порога маленькие мягкие сугробчики. Но поразило девушку не это, не зима, не снег, совсем другое.

Следов на выпавшем снегу не отпечаталось.

Ни единого.

Рыжий знахарь исчез, будто вовсе не приходил.

И ветра не было.

Ничего

Знали мудрецы в осенний стон:
Что случится, то случится.
Время пеленать стальным крылом
Тление низин.

Ревякин[37]

Женщина бежала через лес. Потом по луговине. Снова по дороге. Вновь по лугу. Бег её почему-то был неуклюж, тяжёл – так не бегут, так убегают на пределе сил. Она задыхалась, падала, споткнувшись, вновь вставала и оглядывалась. Часто-часто. Грудь её вздымалась и опадала, волосы растрепались, на лице смешались ожидание и страх. Светало. Было лето. Холод солнечного утра не успел смениться жарким днём, овраги бредили туманом. Тёмная зелёная трава блестела каплями росы, низ юбки у женщины намок и тяжело хлестал её по исцарапанным лодыжкам; женщина была босой. Звуков не было – ни пенья птиц, ни шороха листвы; бежала женщина в полнейшей тишине, и оттого всё выглядело ещё страшнее.