– Меня зовут Санчес, hombre. Алехандро. Я из Мадрида, там все девки со стилетами, как пчёлы с жалом. Скажи-ка лучше, девка-то красивая была?
– Ничего.
– Ну, ничего, раз ничего. А кровопускание тебе не повредит. Считай, к цирюльнику сходил.
– Да уж… сходил…
– Так ты будешь играть?
– У меня нет денег.
– А мы из интересу. – Санчес передвинул ему карты. – Денег не возьмём.
Михель равнодушно сгрёб расклад, развернул веером.
– Что козыри?
– В колоде по-испански, hombre, нету козырей.
– А много здесь бывает постояльцев, сын мой? – внезапно поинтересовался монах.
– Не так чтоб очень, – повернулся парень к Себастьяну. – А что?
Вместо ответа тот извлёк на свет и развернул листок бумаги с нарисованным портретом.
– Вы давно живёте здесь?
– С рождения.
– Видели когда-нибудь этого человека?
– Нет. А кто это?
– В здешних краях он известен как Лис. Вглядитесь внимательней. Между прочим, цвет волос у него рыжий. Вам доводилось его встречать?
– Лис? – нахмурился беловолосый. – Лис, Лис… Я, кажется, припоминаю что-то… А! Ну конечно. Та девчонка, которая меня порезала, тоже спрашивала меня про какого-то Лиса, я всё никак не мог понять, какого… Вы его ищете?
– Да, сын мой, мы его разыскиваем. – Монах подался к собеседнику, в глазах его проглянул интерес. – Быть может, вы припомните что-нибудь ещё?
– Не, ничего, – тот покачал головой. – Мне нечего припоминать, я никогда не слышал ни о каком Лисе. Но вот если вы хотите выслушать меня, святой отец… Вы ведь инквизитор, святой отец? Вы ведь стоите на страже законов божьих, а что это такое, если женщина ударит парня ножом, что это такое, как не беззаконие? Ведь сказано же в Библии: «Жена да убоится мужа своего»… Вы ведь преследуете еретиков и ведьм. Она сказала, что идёт на богомолье, а сама всё спрашивала Лиса, а потом… п-потом… ножом… Кто, если не ведьма, способна на такое?
Парнишка мотал головой и помаленьку впадал в пьяную патетику, язык его всё больше заплетался, и вскоре монах потерял к нему интерес. Однако услышанное заставило его задуматься. Он задал ещё пару-тройку вопросов о девушке, поинтересовался, как та выглядела и о чём спрашивала. Кончилось всё тем, что беловолосый уснул прямо за столом. Расталкивать его не стали.
Заночевали в комнате хозяина, а следующим утром двинулись в дальнейший путь. Брат Себастьян был молчалив, и Томас, тоже размышлявший над словами пьяного парнишки всё утро и добрую часть ночи, наконец не выдержал.
– Что вы думаете о т-той истории, учитель?
– О какой истории? – рассеянно отозвался монах.
– О той, к-которую нам рассказал тот раненый, в кабаке. Т-та девица, к-которая чуть не убила парня по пути на б-богомолье.
– Увы, сын мой, – задумчиво сказал брат Себастьян, прислушиваясь к топоту копыт. – Рассказанный сим юношей прискорбный случай не есть единственный, достойный порицания. Но гнусность заключается отнюдь не в покушении на убийство. Девушка эта наверняка красива телом и лицом и, вероятно, сама склонила парня к близости. Опять же, нельзя не принять во внимание complexio venereo[32], вызвавшее навязчивые помышления. Природа мужа хладнокровна и покойна, если её не дразнить… Наверное, в последний момент раскаяние в ней возобладало над скотским влечением и она ударила его заколкой или спицею – откуда же у девки нож? – воспользовалась замешательством и сбежала. Естественно, парня снедает досада. Не так уж он и ранен, просто оцарапался, пьяный человек склонен к преувеличению. Навряд ли здесь можно говорить о ведовстве. Природа человеческая, а тем паче женская и без того настолько похотлива и порочна, что даже самые благие цели низводит до греха. На моей родине, в Испании, есть песенка про девушку, которая идёт как будто на поклон к святым мощам, а на деле – совсем для другого. Ты её не знаешь?
– Н-н… Н-н… Нет.
– Хм. В детстве я слышал её, но… Хорошо, я попробую вспомнить хотя бы слова.
Он откашлялся и стал читать, переводя, где нужно на латынь, ибо испанского Томас не успел ещё выучить: