– Сбрил бы ты свою метёлку, – с неодобрением заметил Хагг. – Всё ж таки не дворянин, чтоб с бородой ходить.
– Успеется. – Он поднял взгляд. – Та девочка… помнишь, у меня в лесу? Ялка.
– А, та. Помню. Что ты с ней так возишься? Она тоже больна?
– Нет. Понимаешь, я разбрасывал руны…
– Руны? – брови Золтана полезли вверх. – Занятно. Я не знал, что ты играешься с рунами. Откуда они у тебя?
– Яльмар подарил. На счастье. Герта тогда исцеляла варягов, помнишь, я рассказывал? Я и подумал: вдруг пригодятся…
– Я понимаю, – перебил его Золтан. – Лечить ещё куда ни шло, но гадать… Ты же и так всё знаешь наперёд. Или уже не знаешь?
Жуга пожал плечами.
– Обычно мне в них надобности нет. Но бывает так, что этих «будущих» слишком много. Про себя я называю это «узел». Ну представь: картинка на картинку, всё сливается, а нужно выбрать одну, понять, какая важней. Раньше удавалось разобраться так, а в последнее время мне стало трудно видеть будущее. Это… Ну, понимаешь, это то же самое, о чём я только что говорил. Приходится спрашивать совета.
– У кого?
– У самого себя.
– И руны, что, дают тебе совет?
– Нет, просто помогают его найти.
Золтан покачал головой. Потянулся за луковицей.
– Мне этого никогда не понять, – задумчиво сказал он, очищая с неё шелуху. – Ещё с тех пор, как Гертруда мне пыталась объяснить, я понял, что это не для меня…
На стол меж говорившими упала тень. Оба вздрогнули и повернули головы.
Толстяк с обритой головой оставил место у камина и теперь стоял над ними, пошатываясь и пуская слюни. Руки его всё время двигались, но как-то бестолково, словно он не знал, чем их занять, а пальцы чесались. Губы кривились улыбкой, пустой, застывшей и бессмысленной. В глазах мерцала пустота, смотрел он куда-то поверх их голов.
– Смитте! – выдохнул ошеломлённо Золтан. – Это ты? Какого… Что ты здесь делаешь?
Жуга напрягся. Это действительно был злополучный Смитте – неудавшийся налётчик из той троицы, небритый, весь какой-то словно бы оплывший, в испачканной одежде. Синяк у него под глазом побледнел, но до конца не сошёл. Толстяк вытянул руку и пальцем указал на травника.
– Это ты! – как хриплое эхо крикнул он, шатнулся и продолжил: – В чёрный день… спляши над бездною, я знаю: ты вперёд себя приходишь на семь раз. Котёл кровавый закипает! О, разрушен монастырь! Горит вода! Ждёшь… и они… войска мышей и крыс, бо сказано: «Тьму крыс я зрю и с ними вместе мышей тож полчища, в сем месте сошедшихся на брег морской…» Солдаты… спят… Лица в заржавленных шлемах, мужицкие бороды, оскаленные зубы, закушенные губы… О Фландрия! Фландрия…
Палец толстяка, грязный, в цыпках, с обгрызенным ногтем, дёргался не в такт словам и временами будто грозил то травнику, то Золтану, то им обоим, то каминному огню. Старик в углу, похожий на большую линялую ворону, вскинулся от криков и заморгал воспалёнными веками. Золтан и Жуга переглянулись. Золтан сделал попытку встать, но травник жестом удержал его, неторопливо отодвинул стул и, стараясь не делать резких движений, шагнул к толстяку. Мягко тронул его руку, несильно надавил, заставил опустить. Взгляд Смитте снова стал пустым. Жуга провёл ему ладонью по вискам, шепнул два слова – Золтан не услышал, что это за слова, но Смитте сразу успокоился. Бессмысленный поток речей оборвался на полуслове. Он стиснул голову руками и замер, будто вслушивался в себя. Травник развернул его и, мягко подталкивая, усадил обратно за стол у камина. Смитте отпустил виски, потянул к себе полупустую кружку, сгрёб её и стал пить, проливая пиво на рубашку. Кружка вскоре опустела, а он всё как будто пил и пил, двигая небритым кадыком, и это было так нелепо и страшно, что при взгляде на него мурашки шевелили кожу на спине. Золтан нутром чуял, что это не просто опьянение, и в глазах его медленно проступило понимание.
Смитте не был пьян, он был безумен.
– Так значит, это он…
Травник вернулся к столу. Сложил руки пред собою, повернул их ладонями вверх и долго на них смотрел. Вздохнул.
– Золтан, – сказал он, не поднимая глаз, – поверь, мне очень жаль.
– Что ты… Что с ним?
– Я не знаю. Если бы мог, я бы ему помог, но я правда не знаю.
Смитте опустил свою кружку со стуком, от которого все вздрогнули, посмотрел направо, налево, свесил свою маленькую голову на грудь и задремал. Часы на башне пробили одиннадцать. Трактирщик выглянул на шум из кухни, вышел, подобрал пустую кружку и, с неодобрением качая головой, унёс её за стойку.
– О чём он говорил? – спросил Золтан.
– Ни о чём.
– Но монастырь… Какой монастырь? Какая горящая вода?
– Понятия не имею, – признался травник.
– Напоминает бредни Олле. Ты не находишь?
– Олле? – пробормотал Жуга, глядя в никуда перед собой. – Олле… – Он вздохнул и потряс головой. – Как же давно всё это было. Нора, Тил… Рик… Странно, что ты это ещё помнишь.
– Такое забудешь, как же! – Золтан с видимым усилием взял себя в руки и вернулся к прежней теме: – Однако ладно. Так что там с рунами? Что они тебе предсказали?
Травник поднял взгляд.
– Ученика.