С «Треугольника» по немощи здоровья Любушка вскоре перешла на бельевую фабрику. Но там начальники – враги народа – отпускали часть товара налево, причем понуждали и Любушку участвовать в их махинациях. Как бы поступил всякий честный советский человек? Он бы донес куда следует, и эти бельевые короли отправились бы валить лес или копать каналы. Но богобоязненная Любушка с самого детства усвоила, что судить кого бы то ни было может только Господь и больше никто. Поэтому она, чтобы не участвовать в неправом деле, решила просто оставить это греховное место.
Любушка поступила в какую-то контору. Но и здесь прослужила недолго. Однажды она прямо в должности лишилась чувств, как написано в жизнеописании, от недоедания.
Пришла в себя она только в больнице. И не в какой-нибудь, а в психиатрической. Оказывается, на новой работе заметили какие-то «странности» в поведении Любушки. И когда она занедужила, руководство не придумало ничего лучше, как сдать ее в дом для умалишенных.
А «странности» у нее были такие. С тринадцати лет у Любушки проявился дар прозорливости. Чего-нибудь предскажет, бывало, и – верное дело! – исполняется. Так, перед самой войной она собралась уезжать из Ленинграда. Куда? Зачем? Кто ее где ждет? Эти вопросы задавали и ей, и себе окружающие. Любушка многим отвечала, что и им лучше пока из города уехать. Но, разумеется, ее никто не послушал – Любушкины «странности» уже всем были известны. Так никого и не сагитировав, она одна уехала на Кубань. И прожила там, на благодатном юге, шесть лет. Нужно ли напоминать, что за это время пережил Ленинград?..
Из дома умалишенных Любушку выпускать, видимо, не собирались. Но и в ее планы не входило задерживаться там – выбрав момент, она каким-то образом сбежала из больницы. Несколько дней она пряталась ото всех людей и ничего не ела все это время. Но ей даже не пришло в голову начать жить подаянием. И лишь после того, как Любушка случайно повстречалась с одной верующей женщиной, которая пожалела ее и накормила, она поняла, что бродяжничество – это ее образ существования, и с тех пор пошла по миру.
Любушка в жизни не имела паспорта, равно как никогда у нее не было и собственного угла. В мороз и в дождь она ходила полураздетая, босая, ночевала где придется, иногда и в лесу. Ленинградцы часто встречали ее в церквах, на кладбищах. Особенно усердно посещала она Никольский собор и часовню Блаженной Ксении на Смоленском кладбище. В 1974 году Любушка попросилась переночевать у одной своей случайной знакомой. Да так и осталась у нее навсегда. Через несколько лет они переехали из Ленинграда в пригород – в местечко Сусанино. По названию этого поселка Любушка и стала называться Сусанинской.
В это Сусанино к ней приезжало множество людей. Любушка всем уделяла внимание. Что-то советовала, подсказывала. Если какой-то ее гость погряз в грехах, был одержим врагом рода человеческого, то старица после беседы с ним сама сильно страдала, скверно себя чувствовала, но грешнику душу облегчала. Затем, как ни тяжело ей было, она спешила в храм и усердно молилась там у каждой иконы.
Причащалась Любушка каждую литургию. В храм обычно приходила задолго до обедни, обходила его по кругу, прикладываясь ко всем иконам.
Любушке не однажды предлагали принять монашеский постриг. Но она всегда отказывалась и говорила: «Я странница. Так меня и поминайте…»
За несколько лет до смерти старица стала намекать о будущей кончине своей благодетельнице Лукии Ивановне. Любушка говорила, что «умрет у Казанской» и что «убьют ее мужики».
Туманные ее предсказания впоследствии прояснились. В начале 1997 года Любушка перебралась в Казанский женский монастырь в Вышнем Волочке. Приехав в этот монастырь, она сказала: «Вот я и дома». Обитель действительно оказалась для нее последним домом.
В том же году она серьезно заболела, и старице вопреки ее воле в Твери сделали операцию. Однако лучше после этого лечения ей не стало. Напротив, стало ясно, что дни ее сочтены. Вот и сбылось предсказание блаженной о «мужиках», погубивших ее. В монастыре Любушку каждый день причащали.