Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Ксении в ту пору было 25 лет. Смерть любезного супруга стала для нее таким потрясением, что жить по-старому она уже не могла. Ксения не только отказалась от светских развлечений, от прежнего беззаботного существования, но, раздав бедным все имущество, в том числе и домик на Петербургской стороне, она стала бродяжничать и ночевать где придется, чаще всего прямо на улице. Казалось, несчастная лишилась рассудка, не снеся выпавшего на ее долю бедствия. Именно так многие и стали относиться к случившемуся.

Но, как скоро выяснилось, безумной Ксения отнюдь не была. Кто-то из ее близких подал начальству покойного Андрея Федоровича прошение, требуя воспрепятствовать, очевидно, неразумной вдове так безрассудно распоряжаться имуществом. Но после беседы с Ксенией начальство убедилось, что она вполне здорова и, следовательно, вправе распоряжаться имуществом по своему усмотрению.

Беда, в один миг перевернувшая всю ее жизнь, показала Ксении, насколько же непрочно, суетно, мелко все земное. Ей открылось, что существование человека от рождения до смерти является лишь испытанием на пути к жизни вечной. Как пройдешь его, этот путь, такова будет тебе и награда. А имущество, богатства, честолюбие, удовольствия, развлечения – весь этот тлен – только помеха, препятствие спасению души, достижению истинного счастья небесного.

И с этого времени Ксения приняла подвиг юродства. Из всего имущества она сохранила только мужнин мундир, и, надев его на себя, блаженная стала ходить по городу и всех уверять, что она и есть самый Андрей Федорович. Причем она вовсе не отзывалась на имя Ксения, если к ней кто-то так обращался. Представляясь Андреем Федоровичем, юродивая неизменно рассказывала всем о своей тяжкой утрате – о кончине… жены Ксении Григорьевны. В конце концов, все так и привыкли ее называть Андреем Федоровичем.

Но первое время блаженной приходилось нелегко. Вначале над ней многие надсмехались, издевались, и, прежде всего, конечно, дети. Но Ксения покорно и безропотно сносила все глумления.

Лишь однажды петербургские жители увидели ее в страшном гневе. К этому времени Ксения уже почиталась за угодницу Божию. Но почиталась так она преимущественно людьми совершенных лет – дети по-прежнему преследовали ее и всячески досаждали. Как-то увидев Ксению, уличные мальчишки стали дразнить блаженную, смеяться, поносить. Ксения вначале никакого внимания не обращала на забавников – не привыкать. Но дети в этот раз были, как никогда, усидчивы: видя, что слова их не приносят желаемого результата, они стали швырять в блаженную камни и комки грязи. Тут уже у Ксении терпение все вышло. Блаженная ходила по городу всегда с крепкой сучковатой палкой. Так она бросилась на малолетних злодеев с этой палкой, показывая, что сейчас им будет задана крепкая взбучка. Вряд ли она ударила бы кого-нибудь. Но проучить мазуриков надо же наконец! Попугать их хотя бы! Жители Петербурга с тех пор старались оберегать Ксению от подобных развлечений неразумных детей.

Под именем своего покойного мужа Ксения юродствовала, по всей видимости, недолго. Ровно столько, сколько позволяла исправность мундира Андрея Федоровича. А у юродивых, при их-то образе существования, одеяние, если еще оно имелось, обычно не долго выдерживало нагрузок. И когда мундир у Ксении развалился, истлев прямо на чреслах, она перестала изображать мужчину. Блаженная надела на себя в высшей степени аляповатую пару, цветастые юбку и кофту, обуви и платка она не носила вовсе, и она стала называться по-прежнему Ксенией. У нее, как и у большинства юродивых, с одеждою могло бы не быть проблем – многие состоятельные люди считали за счастье одарить ее чем-нибудь со своего плеча, – но она все немедленно раздавала нищим.

У Ксении в Петербурге было множество знакомых. Ее наперебой зазывали погостить то в один дом, то в другой. Это считалось большой удачей, счастьем, милостью, посланной небесами, принимать у себя юродивую.