Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Так однажды Ксения зашла к доброй своей знакомой Евгении Денисьевне Гайдуковой. А дело было в самый адмиральский час, как в Петербурге говорят, то есть в обеденное время. Хозяйка натурально просит дорогую гостью за стол на лучшее место, потчует ее, будто родную матушку, блюдо за блюдом подносит. Когда они на славу отобедали, Евгения Денисьевна принялась благодарить Ксению за оказанное внимание и извиняться за скромное угощение: «Не взыщи, – говорила она, – голубчик Андрей Федорович (Ксения еще ходила в мундире мужа), больше мне угостить тебя нечем, ничего не приготовила сегодня». – «Спасибо, Денисьевна, спасибо за хлеб за соль, – отвечала Ксения. – Наелась, как дурак на поминках. Сроду так не ела. Только лукавишь-то для чего? А? Уточки-то мне не дала! Побоялась предложить!» Изумилась Евгения Денисьевна, сконфузилась, – у нее в печи и правда стояла жареная утка, приготовленная для мужа. Бросилась она тотчас к печке, вынула утку и поставила ее перед Ксенией. Но блаженная остановила ее: «Не надо, не надо. Не хочу я утки. Я ведь знаю, что ты радехонька меня чем только ни на есть угостить, да боишься своей кобыльей головы». Кобыльей головой Ксения называла своевольного и деспотичного мужа Евгении Денисьевны.

В другой раз Ксению принимала некая купчиха Крапивина. Они сидели за столом, угощались, чем Бог послал, мирно беседовали. И вдруг блаженной, как это нередко с ней случалось, было явлено откровение. Она увидела, что дни хозяйки, этой пышущей, казалось, здоровьем женщины, сочтены. Ксения тогда вроде бы ни с того ни с сего напомнила ей и всем присутствующим о необходимости каждому встретить смертный час свой, как и подобает православному христианину, покаявшись и причастившись. А уходя, она сказала, будто бы сама себе: «Зелена крапива, а скоро завянет». Никто тогда не придал значения этим словам – блаженная вечно говорит загадками, поди разбери, что она имеет в виду… Однако когда несколько дней спустя Крапивина действительно завяла, то есть отдала Богу душу, все вспомнили вещие слова Ксении и о предсмертных таинствах, и о крапиве.

Свой домик на Петербургской стороне после смерти мужа Ксения отдала мещанке Параскеве Антоновой, которую блаженная очень любила. И потом частенько приходила туда в гости. Однажды она зашла к любезной Параскеве и говорит ей: «Вот ты сидишь тут да чулки штопаешь, и не знаешь, что тебе Бог сына послал! Иди скорее на Смоленское кладбище!» Удивилась Параскева: о каком еще сыне толкует Ксения? откуда? Но, хорошо зная, что блаженная никогда ничего не говорит напрасно, а каждое ее слово – это какая-то мудрость, какое-то иносказательное откровение, она немедленно поспешила пойти, куда было указано. Оказалось, что вблизи Смоленского кладбища извозчик сбил беременную женщину, которая тут же и родила, а сама скончалась. Тут Параскева и поняла, что имела в виду Ксения: вот он ее сын! это о нем говорила блаженная! Параскева взяла ребенка и оставила его у себя. Она вырастила его и прекрасно воспитала. Впоследствии этот человек стал крупным чиновником. Всю жизнь он с большой любовью и почтением относился к своей приемной матери.

Как ни велика была слава Ксении в Петербурге, но общения с царственными особами у нее, как у Василия Блаженного, быть не могло: прошло то время, когда повелитель полсветной державы мог пригласить к себе в палаты нищего разделить с ним царскую трапезу или сам выйти в люди, поговорить с народом о том о сем где-нибудь на торгу за кремлевской стеной, – в эпоху империи такое общение монарха с низами стало выходить за этические нормы, хотя порою случалось. И все-таки Ксения, несмотря на колоссальную дистанцию, отделяющую ее от царственных особ, знала о них решительно все и некоторые сведения обнародовала, причем обычно еще до того, как свершалось само событие.

Так она предсказала смерть Елизаветы Петровны. Накануне Рождества 1761 года блаженная бегала по Петербургу и кричала: пеките блины! пеките блины! скоро вся Россия будет печь блины! Блины в России традиционно пекут либо на Масленицу, либо на поминки. Кстати, заметим, блин стал главным угощением и символом мясопуста именно потому, что Масленица – это, в сущности, поминки: начинается этот русский карнавал с Вселенской субботы, или большой родительской, – дня, когда православные поминают всех своих усопших предков.

Но тем не менее вряд ли Ксения имела в виду Масленицу. До нее от Рождества срок немалый. А пророчествовала блаженная вот о чем: назавтра, 25-го числа декабря, ровно в самый праздник, по Петербургу разнеслась весть о кончине императрицы Елизаветы Петровны. Тут уже все поняли, о чем предупреждала Ксения. Так и пришлось столице, а за ней и всей России печь блины.

Еще более драматичное происшествие в царской фамилии Ксения предсказала спустя три года.