Русь моя неоглядная

«Мы 9 Мая каждый год ездим возлагать венки и поминать». На другой день, после торжественного построения, на двух машинах, мы отправились на Майгатку. После нескольких недель хмурой погоды выдался солнечный теплый денек. Когда мы подъезжали, то увидели, как несколько мужчин с ребятишками поправляли могилки, женщины расстилали скатерть. Увидев меня, Надежда обрадовалась, стала дополнять свой рассказ, оказалось, что три сестры живут в Советской Гавани. У двоих мужья моряки, демобилизовались, остались здесь. Моряку без моря нельзя. Природа тут богатая: рыба, круглый год, грибы, ягоды, кедровые орехи.

Надежда при всех сказала: «Завещаю похоронить меня здесь, по окончании жизненного пути, на нашей родовой обители, рядом с отцом, отчимом, мамой, бабушкой, дедушкой».

Еще, все сестры и брат дали обет, что в их семьях будет не менее трех детей и названы они будут в честь деда, бабушки, прадеда, прабабушки, матери и отцов: Иванами, Татьянами, Глебами, Кириллами, Надеждами.

Летом 1998 года пришла горькая весть – расформировали последний авиационный полк в Советской Гавани.

Глава 3. Повесть Марко

1. Мужицкая доля

Шла весна 1915 года. Деревня наша Березовка была небольшая, всего 32 дома, но пришли уже две похоронки с первой мировой войны.

В первый день пахоты по деревне пошел слух: в соседней деревне Скворцы пришел с фронта Лазарь, но с одной рукой, длинноногий, тонкошеий, лобастый, с ввалившимися щеками, рыжеватыми усами, с сединой посредине головы, ярко-голубыми глазами; когда он волновался, его правая щека начинала дергаться – это сказывалась контузия. Мужики пригласили Лазаря на сход.

Солнце медленно садилось за Илимовую гору, когда собралось все общество. Лазарь уселся на бревно разобранного сруба, потянулся за кисетом, не спеша начал свой рассказ. И мужики, и бабы жадно ловили каждое слово солдата.

Лазарь рассказывал про ужасы войны, долго пояснял, кому она нужна.

– Нам, мужикам, в этой войне проку нет, – взмахивал уцелевшей рукой, – поэтому чадо кончать войну. Мужикам надо домой идти к земле. А землю Строгановскую, помещичью, себе забрать. Знать, без разрушения престола великодержавного никак не обойтись…

Мужики засомневались в словах Лазаря.

– Больно высоко берешь! Кто свалит такого зверя?

– Нету, Лазарюшка, такой силы! Не вырос еще новый Илья Муромец, чтобы потягаться с разбойником!

Когда возгласы утихли, Лазарь стал рассказывать, что на фронте тайно действуют солдатские Советы:

– Есть эти Советы и у рабочих на фабриках и заводах, да вот много стало в Советах вождей, – эсеров и меньшевиков. Они в разные стороны тянут, вроде бы и против царя, но кое-где подпевают хозяевам фабричным и земельным. – Встал, посмотрел на мужиков внимательно и сказал, как отрубил. – Но есть одна политическая партия – партия большевиков. Какая у нее связь с трудовым народом. Замыслила эта партия сбросить Николашку с престола и отдать фабрики рабочим, землю крестьянам.

Бабка Анисья, сухопарая старушка, с белесыми глазами, морщинистым лбом, карими внимательными глазами, охнула:

– Да как же без батюшки-царя? Ведь ставленник он божий…

Дед Микиша прикрикнул:

– Не зуди, старая! Что толку от царя, хоть ты и один поклон бьешь царю батюшке-заступнику, а другой Николе – спасителю. Чем они тебе помогли? Лучше скажи, сколько подпор у твоей избы? В лесу живешь, елку спили – вершиной по крыше ударит, а крыша у тебя соломенная, пол глиняный и топишь по-черному. Аль довольна своим дворцом?

Лазарь улыбнулся и пробасил:

– Ай, да Микифор Агапович! Да ты наилучший агитатор большевистский будешь!

– Нужда заставит, – и Никифор поддернул штаны с расползающимися заплатами на коленях.

Мужики дружно грохнули смехом.

Долгим был сход в этот вечер, до последней вечерней зорьки в небе. С тех пор часто приходил Лазарь к нам в деревню. Подростки обступали его и просили рассказать про войну. Лазарь умело рассказывал всякие истории, и все слушали жадно, затаив дыхание.

Был тут и Марко, сын Прони. Высокий красивый парень, с тонким носом, высоким лбом, курчавым чубом, васильковыми глазами, в яловых сапогах, вымазанных свежим дегтем, в сатиновой рубахе-косоворотке, подпоясанной шелковым шнуром. Как-то осенью на одной из посиделок Марко, до этого всегда интересующийся всем, загрустил. Уныло стояла около него Ульяна, статная девица, с толстой русой косой ниже пояса, серыми глазами, мохнатыми ресницами, с румянцем на полных Щеках, низко опустив голову. Она была на два года моложе Марко. Ее отец и мать батрачили у Прони. Земли у них было мало, не имели они ни лошади, ни коровы. А семья большая – Девять душ – и все девки. Кормились в основном всей семьей подачками, которые давала жена Прони Опрося, да приношениями, которые получала мать Ули Дарья, известная во всей округе знахарка-травница. Ничего у них в доме не было, кроме трав. Они были развешаны в мешочках по стенам, в пучках, подоткнутые под матицу, засунутые во все щели старой избы.

Лазарь, увидев грустных Марко и Улю, поинтересовался:

– Что загрустили, голубь и голубка?