Обе птицы низко над землей полетели в сторону охотника. Клевцов подумал: «Вот добыча, так добыча». Перезарядил дробовик картечью. Азарт захватил его и он позабыл, что нельзя трогать этих красавцев, которых так мало осталось на земле. Запамятовал, что пять лет назад свою суженую назвал «лебедушкой» и говорил ей: «Мы проживем жизнь в мире, любви, согласии, уважении и верности друг другу, как эти святые птицы.
Вырастим двух мальчиков и двух девочек, выучим, поможем им создать семьи и уйдем из жизни в один день, чтобы и на том свете быть вместе».
Давно стерлись в памяти эти слова. Забылись клятвы. Он не замечал прекрасного полета белокрылых птиц, их распластанных крыльев над кочковатой тундрой.
Не слышал тоскливого курлыканья. В сознании работала одна мысль: «Приличная добыча, как бы не промахнуться».
Выстрел… И лебедь грохнулся в двадцати шагах от него. Пока Клевцов прыгал с кочки на кочку, лебедь бил крыльями по воде, пытаясь взлететь.
Удары становились реже и реже. Когда охотник подошел вплотную, лебедь вытянул шею, приподнял голову и пристально посмотрел в глаза убийце. Веки закрылись, и голова упала на крыло. Этот прощальный взгляд остался в памяти Клевцова на всю жизнь. Стало как-то муторно на душе. Подумав, успокоился: «Охота – есть охота. Тут на острове есть еще несколько пар. На будущий год снова будет приплод». Запихнул птицу в вещевой мешок. Голова на длинной шее болталась около колен. Клевцов решил: «Дичи набил достаточно, поделюсь с соседями, пусть попробуют деликатесного лебединого мяса». Размышляя об удачной вылазке, пошел домой. Прошагав метров сто, взобрался на кочку и стал закуривать. Или спички отсырели, или ветер сбивал пламя, но прикурить не удавалось. Нога поскользнулась, Клевцов пошатнулся и сполз с кочки. В это время услышал сверху гуд, и что-то огромное со свистом упало на кочку.
Добытчик от неожиданности присел. Рядом с ним, касаясь крыльями сапог, лежал окровавленный лебедь, с переломанными крыльями. Голова на белоснежной шее приподнялась в его сторону, открылись глаза на несколько секунд и закрылись.
В этом взгляде была боль, досада и укор. Клевцов обрезал крылья, туловище уложил в вещмешок и неохотно пошагал в сторону виднеющейся радиомачты.
Охотничьего азарта как будто и не было. Домой идти не хотелось, к горлу подступил спазм. Какая-то жгучая тоска пронзила тело. В народе была молва, что это самые верные друг другу птицы, однолюбы, если погибла одна птица, то другая поднималась высоко в небо и камнем падала вниз – разбивалась.
Одно дело слышать, а другое – видеть. Он рассуждал: «Наверное, лебедь решил отомстить за убийство подруги. Если бы не поскользнулся на кочке, то пудовая птица с высоты триста метров, разогнавшись до скорости курьерского поезда, снесла бы ему голову. Значит метила. Хотела своей гибелью наказать врага. Это было бы правильно.
Нельзя нарушать обычаев и заповедей народа. Природа наказывает тех, кто не соблюдает ее законы».
Клевцов воочию убедился, что значит лебединая песня, любовь и дружба этих птиц на всю жизнь. Она чище, светлее и долговечней нашей. Можем ли мы быть такими и совершать подобные поступки?
Не всегда! Зачастую бываем слабы духом.
Глубоким стариком Клевцов часть вспоминал тот неблаговидный поступок. Переживал: «Может, те неприятности, которые выпадают в его жизни, – не связаны ли с тем далеким временем».
И бессонными ночами корит себя и просит прощения у птиц, но время ушло. Ничто в жизни не проходит бесследно. В молодости надо знать, что и хорошие и плохие твои дела обязательно высветятся в старости.
Вызов
Прикамье, крещенские морозы леденят воздух. Метет поземка. В трубе завывает ветер. В доме выстыло. Я растапливаю печь. Дым неохотно тянется к устью трубы – печь промерзла. Дом, в котором я родился и провел детство, одиноко стоит на пупке косогора.
Когда-то деревня была большой, но теперь от нее остался один наш пустующий дом. Обычно приезжал на Родину летом. Оставлял вещи на станции, у сестры, и спешил к родному очагу за семь километров. Родителей давно уже нет. И никто меня не встречал и не провожал у калитки. Приводил в порядок изгородь вокруг дома, поправлял крышу, вставлял в окна выбитые стекла, очищал тропинку к ключику. Усадьба оживала.
Топил баню и с удовольствием хлестал свежим березовым веником.
Наслаждался звенящей тишиной. Вечерами любовался закатами солнца и горевал, что жизнь в доме иссякла. Не стало деревни, не стало родителей. Из всей большой родни осталась сестра Танюша, и та в этом году приболела, вот и приехал ее навестить. Зимой, на ее день ангела. Но родной дом тянул к себе с неимоверной силой. Взял лыжи у племянника и прикатил к своей обители.
Наконец печь растопилась, яркие огоньки пламени побежали по поленьям. В чело ходко потянулся дым. За окном, учуяв жизнь в доме, на обмерзшей яблоньке защебетали яркогрудые снегири. Я покрошил хлеба на фанерку и вынес под окно. Птахи толкали друг друга, склевывая крошки, остальное сдувал ветер в рыхлый снег.